общества «Знание» и в которых сообщалось о том, о чем советская пресса
умалчивала. В целом эти курсы оставляли впечатление некоего пикничка, на
котором мужики, оторвавшиеся от заводских и семейных дел, могли
расслабиться после лекций, необременительных и не влекущих привычной
на работе ответственности
На заводе был и отдел технического обучения (хотя сейчас я и не
уверен, был ли в его штате еще кто-нибудь, кроме начальника и технической
работницы), в задачи которого входило следить, чтобы на заводе все
повышали квалификацию, и планировать внутризаводские занятия по ее
повышению. Преподавали на заводе сами работники завода, обычно
рассказывая товарищам, как и что они делают и как их цеха и отделы нужно
правильно использовать. Скажем, главный механик читал лекции
металлургам о том, как организовываются ремонты, как заказать
изготовление узлов и деталей, требующих механической обработки и т.д. и
т.п. Я тоже читал лекции на этих курсах.
Сначала, когда я еще возглавлял заводское общество изобретателей и
рационализаторов, я рассказывал о том, как правильно подать
рацпредложение, как добиться обсчета экономической эффективности, чем
рацпредложение отличается от изобретения, как на последнее подается
заявка и т.д. Когда стал начальником ЦЗЛ, то читал бригадирам печей лекции
о теории ферросплавных процессов применительно к тем процессам, которые
они осуществляли на своих на печах. (Помню, что главное было построить
занятие так, чтобы бригадиры не уснули и хотя бы что-то поняли). Когда
стал замом по экономике, читал лекции старшему составу ИТР о
внешнеэкономических связях завода, об изменении хозяйственной
обстановки в стране и о том, как я вижу обязанности ИТР завода в связи с
этими изменениями. Завод в целом был дружный, официоза на этих занятиях
не было, лекции слушались без отрыва от производства и, главное, были
предметными, посему, полагаю, в целом расширяли кругозор работников и
благоприятно сказывались на их роботе.
Вот единственного, чему меня никогда не учили и я даже не слышал ни
о чем подобном, - умению учитывать особенности русского мировоззрения
работников (да и собственного тоже – ведь и я русский). А учет этих
особенностей имеет существенное значение, по крайней мере, многие вещи
во взаимоотношениях работников становятся понятнее. Чтобы не быть
4
слишком абстрактным, приведу собственный пример из практики начальника
цеха, хотя случай и не касается работы, как таковой.
Умер Черненко, и СССР возглавил пятнистый олень, который в 1985
году решил стяжать себе славу как «минеральный секретарь» – на почве
«борьбы с пьянством». Всё шло по уже накатанному до тошноты пути –
партийные органы бодро начали проводить кампанию «борьбы за трезвость», которая должна была закончиться тем, чем и все партийные кампании до
этого, - горами всяких бумаг, отчётов, рапортов и новыми должностями для
бездельников. В плане этих отчётов партия повелела создать общества
трезвости во всех коллективах – собачий бред, который, однако, надо было
исполнять. И вот в пятницу на общезаводской оперативке директор завода
С.А. Донской даёт всем начальника цехов распоряжение.
- Это очень серьёзно. Я знаю, что вы можете мне сказать, - я сам могу
вам это сказать и ещё лучше, чем вы! Поэтому я не хочу слушать никаких
комментариев и возражений – это не обсуждается! Я приказываю всем
начальникам цехов до следующей пятницы создать в цехах добровольные
общества трезвости и записать в них не менее 20% работников цеха. Всё!
Повторяю, этот приказ обсуждению не подлежит!
А я, тогда начальник ЦЗЛ, играл на этих оперативках по пятницам роль
некоего резонера – я подначивал коллег в случаях их неудачных мыслей или
словосочетаний, но директора, само собой, подначивать побаивался. А тут
меня чёрт дёрнул за язык подначить и его.
- Семён Аронович, а 100% можно добровольно записать?
Директор рассердился и выдал гневную тираду о неких малолетних
начальниках цехов, которые не понимают, что при несерьёзном отношении к
этому делу завод замородуют всевозможной критикой, проверками,
придирками и прочим, а это заводу, при его нынешнем тяжёлом положении, совершенно не нужно.
Я обиделся. Мне тогда, конечно, было всего 36 лет, но я не был ни
малолетним, ни даже самым молодым начальником цеха на заводе. Я уже три