Конвей думал о том единственном проблеске прозрения, который он получил, заглянув в разум Арретапека, о цивилизации, которая разовьется в мире бронтозавров, и о чудовищных, но удивительно грациозных существах, которые будут там обитать в далеком-далеком будущем. Но он не высказал этих мыслей вслух. Вместо этого он сказал: — Как и большинство телепатов, Арретапек был щепетилен и склонен пренебрегать чисто физическими методами исследования. Так продолжалось до тех пор, пока я не представил доктору собаку Маннона, и указал на то, что хороший способ заставить животное использовать новую способность — это научить его трюкам с ней, что у нас и получилось. Я показал этот трюк, когда я бросаю в собаку подушками, и после недолгой борьбы с ними она складывает их в кучу и позволяет мне набросать на них подушки, демонстрируя таким образом, что простодушные существа не возражают, конечно, в определенных пределах, против небольшой драки.
— Так вот, — сказал О'Мара, задумчиво глядя в потолок, — чем вы занимаетесь в свободное время..
Полковник Скемптон кашлянул. Он сказал: — Вы преуменьшаете свою роль в этом деле. Ваша предусмотрительность в том, что вы нашпиговали этот корабль тяговыми и прессорными лучами…
— Есть еще кое-что, прежде чем я закончу, — поспешно вмешался Конвей. — Арретапек слышал, как кто-то из мужчин называл пациентку Эмили. Хотелось бы знать, почему.
— Еще бы, — с отвращением сказал О'Мара. Он поджал губы, затем продолжил: — По-видимому, кто-то из обслуживающего персонала, увлекается древней литературой, — сестры Бронте, Шарлотта, Эмили и Энн, если быть точным, — окрестили нашу пациентку-бронтозавра — Эмили. Должен сказать, что я испытываю патологический интерес к уму, который мыслит подобным образом… О'Мара выглядел так, словно в комнате стоял неприятный запах.
Конвей сочувственно застонал. Когда он повернулся, чтобы уйти, то подумал, что его последней и самой трудной работой, возможно, будет объяснить высоколобому доктору Арретапеку, что такое каламбур.
На следующий день Арретапек и динозавр уехали, офицер транспортной службы, в обязанности которого входило обеспечение больницы всем необходимым, вздохнул с облегчением, и Конвей снова оказался на дежурстве в палате. Но на этот раз он был не просто медицинским механиком. Его назначили заведующим отделением детской, и, хотя ему приходилось пользоваться данными, лекарствами и историями болезни, предоставленными Торннастором, диагностом, заведующим патологическим отделением, никто не дышал ему в затылок. Он мог ходить по своему отделению и говорить себе, что это его подопечные. И О'Мара даже пообещал дать ему помощника!
С тех пор, как вы впервые прибыли сюда, было очевидно, — сказал ему майор, — что вы охотнее общаетесь с инопланетянами, чем с представителями своего собственного вида. Поручение вам доктора Арретапека было испытанием, которое вы выдержали с честью, и ассистент, которого я назначу вам через несколько дней, может стать еще одним.
О'Мара помолчал, удивленно покачал головой и продолжил: — Ты не только исключительно хорошо ладишь с инопланетянами, но я не слышал ни единого шепотка о том, что ты охотишься за женщинами нашего вида…
— У меня нет времени, — серьезно ответил Конвей. — Сомневаюсь, что оно у меня когда-нибудь появится.
— Ну, женоненавистничество — это допустимый невроз, — ответил О'Мара, а затем перешел к обсуждению новой ассистентки. Впоследствии Конвей вернулся в свои палаты и работал гораздо усерднее, чем если бы ему в затылок дышал старший врач. Он был слишком занят, чтобы прислушиваться к слухам, которые начали распространяться о странном пациенте, поступившем в Третье наблюдательное отделение.