Василиса нахмурилась, но предпочла сдержать те слова, что рвались с языка. Не потому, что ругаться грешно. Во-первых, она уже приобщилась силы ягинской, так что могла навредить неосторожным словом. Ну а во-вторых, еще неизвестно, что произойдет, назови она всех, помимо общепринятого нецензурного, битыми пикселями и пожелает ездить только с бракованным навигатором там, где никакая связь не ловит, зато сплошь посты ДПС стоят. Нет, лучше промолчать. Если так хотеться будет, потом эксперимент поставит, когда далеко от города окажется.
Никитка же довольно ухмылялся. Сделал гадость ближнему, и рад теперь.
– Что б тебе одни старухи ближайшие десять лет давали, а после сам не мог, – тихо, едва шевеля губами, прошептала Василиса, не сдержавшись. Может, мелко до такой мести опускаться, но очень уж хотелось посмотреть, как наглый дружинник будет за бабами бегать. Или доискиваться, отчего от него все женщины шарахаться стали, а бабки вроде Матрены напротив, на шею вешались.
– Знаешь, Никита, – спокойно произнесла девушка, – веры у меня к тебе большой нет. Да и вас, Марфа, я вижу впервые. Так что дождемся прихода Яги, она и разрешит эту ситуацию. Вы здесь остаться можете, домового я попрошу вам передать чего закусить. Но не обессудьте, мы сейчас одни живем, многого нам не надо. Как наставница моя вернется, так и продолжим разговор наш интересный.
Женщина вздрогнула, но осталась сидеть на своем месте, мужчина же довольно улыбался, словно был заранее уверен в исходе колдовства ведьмы. Но такого не могло быть. Даже Пелагеюшка, банница их, которая и одежду стирала, по секрету Василисе сказывала, что Костя из походов приходит в одеже несвежей, но женских следов на ней нет. Ни следов, ни тени запаха. А существа волшебные легко это распознают. Даже если бы на ночь все с себя снял и другой лег, то потом все равно дух ее остался бы. Вот и получается, неизвестно, кому верить. То ли баннице, которая учит да секретами какими делится, то ли человеку чужому да заинтересованному.
Оставив гостей непрошенных в сараюшке, пусть светлой и теплой, но не настолько, чтобы чувствовать себя там полностью комфортно, девушка поспешила в терем. Поднялась, валенки сил еще снять хватило, пол, собственноручно намытый, не топтать, а вот шаль так и осталась. Переступила порог, шаг до лавки сделала да кулем на нее повалилась. Васька аж мурлыкать перестал. С подоконника соскочил, рядом присел да начал лапкой по руке поглаживать, успокаивать. Мефодий работу в печи бросил, быстро воды налить да средства успокоительного накапать кинулся. Пусть разговора не слышали, но поняли, что неприятным он был.
– Успокойся, Василисушка, – устроился мохнатый человечек по другую сторону от девушки. – Скоро Яга должна вернуться, она все и разрешит.
– Если только Бобров ее опять не задержит. Не любит нас боярин, так и старается хоть где-то да напакостить.
– Значит, будет квакать в бане, – попытался пошутить домовой. Шутка не удалась. – Выпей водички. Полегчает.
Василиса послушно осушила стакан, поморщилась. Вот придет Яга, и все будет хорошо. Да даже если Бобров ее задержит, не страшно. Никуда гости не денутся. Ждать будут. Их корысть в том, не Васина. Хотя, и ее тоже. Она же к Кощею сердцем прикипеть успела. А ну как действительно правду говорят? Нет, даже думать о таком не хочется. Пока наставница ее, баба Яга Арина Романовна, и все будет снова хорошо. А проклятие она с Никитки не снимет. И наставнице запретит.
К моменту возвращения Яги гостей успели накормить. Мефодий лично доставил угощение не слишком обильное, чтобы понимали, не рады им в этом доме. Пользуясь своей невидимостью, домовой внимательно осмотрел женщину, потом ребенка. Вернувшись, авторитетно заявил:
– Пакость какая-то. Нутром чую, провалиться мне на этом месте. А вот в чем сия пакость заключается, то не ведаю.
Девушка покивала головой, после чего снова стала следить за улицей. И все равно прихода наставницы не заметила. Вроде никого не было, только вдалеке маячила бабка Матрена, то ли чувствуя, что рядом будет сандал вскорости, то ли еще зачем, и вот калитка отворилась, и внутрь юркнула закутанная в шубу и теплый платок фигура с узелком в руке.
– Чую, чую, – еще поднимаясь по крыльцу, сообщила Яга, – печь не топлена, обед не сготовлен, полы не метены.
– А вот с последним поклеп, как есть, – возразил Мефодий. А потом сам огорошил. – Горе у нас, родимая. Гости пришли незваные, Костю оклеветали, Василисушке в душу наплевали, зло замыслили.
– А ты на что? – тут же поинтересовалась колдунья, прищурившись в сторону печи. – Ты же дом оберегать от зла должен.