«Но разве простота не является совершенно необходимой для осуществления этого безмолвия?»
— Что вы понимаете под простотой? Понимаете ли вы это как отождествление с простотой или это значит быть простым?
«Вы не можете быть простым, если вы не отождествите себя с тем, что есть простое и во внешнем, и во внутреннем отношении».
— Иными словами, вы становитесь простым, так? Вы являетесь сложным, но вы становитесь простым с помощью отождествления, например, отождествляя себя с крестьянином или монахом. Я есть это, но я становлюсь тем. Но приводит ли этот процесс становления к простоте? Не ведет ли он только к идее простоты? Отождествление, с идеей, называемой простотой, не есть простота, не правда ли?
Сделаюсь ли я простым, если упорно буду утверждать, что я простой, или если я буду стараться отождествить себя с каким-либо образцом простоты? Простота заключается в понимании того, что есть, а не в стремлении изменить то, что есть, в простоту. Можете ли вы изменить то, что есть, в нечто такое, чем оно не является? Может ли жадность по отношению к Богу, к деньгам или алкоголю, когда-либо перестать быть жадностью? То, с чем мы отождествляем себя, всегда есть проекция личности, будет ли это высочайшее государство или семья. Отождествление на любом уровне есть проекция «я».
Простота — это понимание того, что есть, каким бы сложным оно ни казалось с виду. То, что есть, нетрудно понять, но понимание отсутствует, если вторгаются сравнение, осуждение, предубеждение, будут ли они негативными или позитивными и т.п. Именно они ведут к сложности. То, что есть, никогда не бывает сложным само по себе, оно всегда простое. То, что вы есть, понять просто, но ваш подход делает его сложным; поэтому необходимо понимание всего процесса подхода, который ведет к сложности. Если вы не осуждаете ребенка, тогда он есть то, что он есть, и тогда возможно действие. Действие, связанное с осуждением, ведет к сложности; действие со стороны того, что есть, — это простота.
Ничто не является существенным для тишины, кроме самой тишины; она есть свое начало и свой конец. Ее ничем нельзя вызвать, так как она есть. Никакие средства не могут привести к тишине. Только когда тишина рассматривается как что-то достигаемое, приобретаемое, средства становятся существенно необходимыми. Если безмолвие можно купить, деньги становятся важными. Но ни деньги, ни то, что на них покупается, не является безмолвием. Средства полны суеты, насилия, стяжательства, поэтому и цель такова же, так как цель заключена в средствах. Если начало — безмолвие, то и конец — также безмолвие. Не существует средств, которые привели бы к безмолвию; безмолвие присутствует, когда не существует шума, суеты. Шум не может прекратиться с помощью дальнейшего шума усилия, шума дисциплины, аскетической практики, воли. Поймите эту истину, и тогда придет безмолвие.
ЧЕСТОЛЮБИЕ
Младенец плакал всю ночь; бедная мать делала все, чтобы его успокоить. Она пела песенки, бранила его, ласкала, убаюкивала, но ничто не помогало: у малютки прорезывались зубки. Это была тяжелая ночь для всей семьи. Но вот показался рассвет над темными деревьями, и младенец, наконец, успокоился. Была особая тишина в то время, когда небо становилось все светлее и светлее. Высохшие ветки отчетливо выделялись на фоне неба, тонкие и обнаженные; вдали чей-то ребенок звал к себе, залаяла собака, прогрохотал грузовик, и вот начался новый день. Вскоре мать вышла из дома, держа на руках младенца, тщательно завернутого, и направилась вдоль дороги к концу деревни, где была остановка автобуса. По всей вероятности, она поехала показать ребенка врачу. У нее был усталый и измученный вид после бессонной ночи, а младенец крепко спал.