Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить с вами о политике, и вы совершенно правы, когда отказываетесь вести дискуссии на эту тему. Я хотел бы обсудить вопрос, который действительно меня мучает. Прошлым вечером вы говорили о посредственности. Я внимательно слушал, но не мог уловить сущности вопроса, так как был чересчур взволнован; но пока вы вели беседу, само слово «посредственность» произвело на меня очень сильное впечатление. Я никогда не думал о себе как о посредственности. Этим словом я пользуюсь не в социальном смысле. Как вы и указывали, оно не относится к области классовых и экономических различий или к социальному происхождению человека».
— Конечно, это так. Посредственность лежит полностью за пределами поля совершенно произвольных социальных разграничении.
«Мне это понятно. Вы сказали также, если только я правильно запомнил, что лишь истинно религиозный человек является настоящим революционером и что такого человека нельзя считать посредственным. Я говорю о посредственности ума, а не о посредственности в смысле низко оплачиваемой работы или невысокого общественного положения. Люди, находящиеся на самых высоких и наиболее влиятельных постах, так же, как и те, кто работает в исключительно интересных областях, могут, тем не менее, быть посредственными. Я не занимаю высокого поста, и моя работа не относится к числу особо интересных, но я сознаю, каково состояние моего ума. Это чисто поверхностный ум. Хотя я изучал западную и восточную философию, а также интересуюсь многим другим, мой ум остается самым обыкновенным. У него есть некоторые способности к последовательному мышлению, но, тем не менее, это посредственный и не творческий ум».
В чем же тогда ваша проблема, сэр?
«Прежде всего, мне по-настоящему очень стыдно находиться в таком состоянии, в каком я нахожусь, — стыдно за свою крайнюю тупость; я говорю это без тени сожаления о себе. Глубоко внутри я чувствую, что, несмотря на всю свою ученость, я — человек не творческий, в самом глубоком смысле этого слова. Должна быть возможность иметь этот дух творчества, о котором вы говорили на днях; но как к этому приступить? Может быть, этот вопрос слишком прямолинеен?»
— Давайте подойдем к проблеме совсем просто. Что делает посредственным наш ум-сердце? У вас могут быть энциклопедические знания, большие способности и так далее; но оставим в стороне все эти поверхностные приобретения и способности и зададим вопрос: что же делает ум так непостижимо тупым? Может ли вообще наш ум, когда бы то ни было, быть чем-то иным по сравнению с тем, чем он был всегда?
«Я начинаю понимать, что ум, каким бы он ни был одаренным, способным, может также быть тупым. Его нельзя превратить во что-то иное, ибо он всегда будет оставаться тем, что он есть. Он может быть весьма способным к рассуждениям, к фантазированию и составлению проектов, к вычислениям; но сколь бы ни было широко поле его деятельности, он всегда остается в пределах этого поля. Я уловил смысл вашего вопроса. Вы спрашиваете, может ли ум, который способен проявлять такие удивительные свойства, выйти за пределы самого себя, опираясь на собственную волю и упорство».
— Вот один из вопросов, возникающих в процессе нашего об суждения. Если несмотря на остроту, схватывание и способности, ум остается посредственным, может ли он, опираясь на свою волю, выйти когда-либо за пределы самого себя? Если вы только осуждаете посредственность со всеми ее чудачествами, то это никак не меняет самого факта. Но когда прекращается осуждение и все то, что из него вытекает, не появляется ли тогда возможность установить, что же именно вызывает состояние посредственности? Мы понимаем теперь значение этого слова, будем его придерживаться. Не является ли одним из факторов, обусловливающих посредственность, стремление достичь, получить результат, иметь успех? Когда мы стремимся овладеть творческим состоянием, не обнаруживаем ли мы снова поверхностный подход? Я есть это, а я хочу изменить его в то, поэтому задаю вопрос, как это сделать. Но если творческое состояние есть то, к чему вы стремитесь, результат, которого необходимо достичь, тогда ум низвел это состояние до уровня собственной обусловленности. Вот этот процесс ума мы должны понять, а не стараться превратить посредственность во что-то иное.
«Вы думаете, что любое усилие со стороны ума изменить то, что он есть, лишь ведет к продлению его самого, хотя бы и в другой форме, и что поэтому вообще не происходит никакого изменения?»
— Да, это так, не правда ли? Ум создал свое настоящее состояние путем собственных усилий, желаний и страхов, путем своих надежд, радостей и страданий. Любая попытка с его стороны изменить это состояние есть действие в том же самом направлении. Ограниченный ум, который стремится не быть ограниченным, остается, тем не менее, ограниченным. Наша проблема — это прекращение всяких усилий со стороны ума быть чем-то, в каком бы направлении ни шли эти усилия.