Он обещает заново прожить с ней каждый момент.
Он обещает, что не оставит её.
Он обещает, что не отвернётся.
В этом аду они едины.
Он чувствует, что она понимает.
Он чувствует, что она ему верит.
Он чувствует её сокрушительное облегчение из-за того, что он ей верит.
Поняв это, он убирает свои реакции. Он делает свой разум твёрдым, спокойным, стабильным для неё. Он старается сделать происходящее безопасным для неё, насколько это возможно. Он окутывает её своим светом, обнимает как можно аккуратнее, защищая и утешая, насколько это возможно при происходящем вокруг.
Он делает свой свет мягким… таким мягким.
Мягким как пёрышко, максимально переполненным светом его сердца.
Он бормочет ей.
«Теперь всё закончилось. Это закончилось. Это уже не может тебе навредить».
«Это реально?»
Шёпот настолько тихий, что он едва её слышит.
«Это реально? — посылает она, задержав дыхание. — Это сон?»
Он не колеблется.
«Это реально, любовь моя. Это не сон. Это действительно случилось».
Воцаряется молчание.
Затем ещё тише: «Ты уверен?»
«Я абсолютно уверен, дорогая моя. Уверен… и мне очень жаль».
Маленькая девочка думает над его словами.
При этом она не реагирует так, как она сама от себя ожидала. Она избегала этого годами, десятилетиями… из-за страха, из-за парализующего ужаса перед тем, что случится с ней, с её разумом, если она когда-нибудь позволит себе поверить в это.
Она ожидала, что эта информация разобьёт её на осколки, разрушит то, что осталось.
Она ожидала, что это погасит её душу.
Но она не чувствует больше страха, больше смятения, больше ужаса.
Эти эмоции уже живут там.
Вместо этого она чувствует… облегчение.
Она испытывает облегчение.
Всё молниеносно стабилизируется. Медленно развивающаяся линейная прогрессия.
Вновь начало.
До этих событий.
Она берет его с собой, по-прежнему желая его подтверждения, по-прежнему желая, чтобы он увидел это с ней, через неё… помог ей понять. Она хочет раскрыть это преступление. Для этого она должна отследить все шаги до самого начала. Она должна отследить собственные шаги и шаги преступника.
Она должна просмотреть убийство от начала до конца.
Балидор слышит речь мужчины.
Он смотрит вниз её глазами. Он видит маленькие, поцелованные солнцем босые ступни. Ножки такие маленькие. Она только что проснулась. Сейчас середина ночи, и она одета в цветастую ночнушку. Она трёт лицо тыльной стороной ладошки и моргает от света.
Он силится определить возраст по человеческим меркам, пытается решить.
Знать это кажется важным.
Кажется очень важным знать, сколько именно ей лет.
Деньги переходят с рук на руки.
Деньги, и внезапно Балидор понимает по-настоящему.
Девочка — нет. Она до сих пор не понимает.
Папочка говорит странно.
Она насторожена, потому что он бывает злым, когда говорит вот так. Она достаточно взрослая, чтобы понимать — это значит, что он выпил слишком много. Он падает, когда он такой. Он может быть смешным. Но он также может быть злым. Он может делать все эти вещи по очереди — одну за другой в такой последовательности, которая не имеет логики, не может быть предсказана или понята.
В прошлый выходной он слишком много выпил.
Он упал, и они с дядей смеялись и смеялись, потом папочка орал на дядю, потом на мамочку, потом на неё. Он хлопал шкафчиками и угрожал разбить ей рот, а может, разбить всем им троим рты, и Касси знала, что надо быть очень, очень тихой и попробовать спрятаться.
Она знала, как сделать себя невидимой, маленькой.
И всё же она не спала большую часть ночи, лёжа в постели и слушая его крики. Она слышала грохот вещей, громкие звуки, успокаивающий голос её матери. Она слышала смех дяди, а затем звон стекла.
Этим вечером дядя тоже здесь.
Они все пьяные. Она уже давно не видела его таким пьяным.
Они все смотрят на неё, и что-то в их глазах пугает её.
Она не понимает. Она не понимает, как дядя смотрит на неё, или кто эти другие мужчины, или почему они в подвале… но Балидор знает.
Даже здесь, внутри неё, он понимает.
Ещё больше образов промелькивает в его сознании.
Это здесь.