Одно определенно, что христианство пытается полностью избежать женщины, стереть ее вообще. Однако они создали семью. Если ребенок нарисует семью - Отца, Сына и Святого духа — вы скажете: «Что за чушь? Где мать?»
Без матери - как может появиться отец? Без матери - как может появиться сын? Даже ребенок понял бы вашу логику, но не христианский теолог. Он не ребенок, он отсталый ребенок. Что-то не так с его мозгом. Особенно с левой его частью, она либо пуста, либо забита мусором — может быть теологическим мусором, Библией — короче, Святым Духом.
Я против этого парня. Позвольте мне сказать это более ясно: если я его встречу… я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря на то, что я не жестокий человек, если я встречу того пария, Святого Духа, я убью его. Я скажу себе: «К черту все ненасилие, но крайней мере сейчас, убью этого парня! Позднее будет видно. Мы можем быть ненасильственными снова, позже». Я поставлю женщину на его место. Христианство немедленно придет в норму.
Еще одна калифорнийская наклейка для автомобиля гласит: «Лучший мужчина для работы — это, вероятно, женщина». Не вероятно, а точно, женщина могла бы выполнять работу третьего в этой святой компании. Без женщины это абсолютная пустыня: Отец, Сын и Святой Дух!
Джайны называют арихантом того, кто достиг себя и так погружен, так опьянен красотой своей реализации, что забыл весь мир. Слово «арихант» буквально означает «тот, кто убил врага» — а врагом является эго. Первая часть мантры означает: «Я дотрагиваюсь до ног того, кто достиг себя».
Вторая часть это: Намо сиддханам намо намо. Эта мантра на пракрите, не на санскрите. Пракрит — это язык джайнов, и он более древний, чем санскрит. Само слово санскрит означает усовершенствованный. Вы можете понять по слову «усовершенствованный», что что-то должно было быть до него, иначе, что вы собираетесь усовершенствовать? «Пракрит» означает неусовершенствованный, естественный, сырой, и джайны правы, когда говорят, что их язык самый древний на земле. Их религия тоже наиболее древняя.
В индусском манускрипте Риг Веда упоминается первый мастер джайнов, Адинатха. Это определенно означает, что она много древнее, чем Риг Веда. Риг Веда - это древнейшая книга на свете, и она говорит о джайнском тиртханкаре, Адинатхе, с таким уважением, что определенно одно, что он не мог быть современником людям, писавшим Риг Веду.
Очень трудно признать Мастера-современника. Его судьба — быть осужденным, осужденным со всех сторон, всеми возможными способами. Его не уважают он не уважаемый человек. Должно пройти время, тысячи лет, чтобы люди простили его; только тогда они начнут почитать его. Когда они освободятся от чувства вины за то, что они однажды осудили его, они начнут почитать его, поклоняться ему.
Эта мантра на пракрите, простом и нерафинированном языке. Вторая строка: Намо сиддханам намо намо — «я прикасаюсь к стопам того, кто стал своим бытием». Итак, в чем разница между первым и вторым? Арихант никогда не оглядывается назад, никогда не беспокоится о какой-либо помощи, христианской или другой. Сиддха иногда протягивает свою руку тонущему человечеству, но только иногда, не всегда. Это не является необходимым, это не обязательно, это его выбор; он может делать, а может и не делать этого.
Отсюда третье: Намо уваджхайянам намо намо… «я дотрагиваюсь до стоп Мастеров, уваджхайя». Они достигли того же, но они повернулись лицом к миру, они служат миру. Они в мире, по не из него… но все же в нем.
Четвертое: Намо лойе савва сахунам намо намо… «я прикасаюсь к стопам учителей». Вы знаете тонкое различие между Мастером и учителем. Мастер узнал и делится тем, что он узнал. Учитель воспринял от того, кто узнал, и передает это нетронутым в мир, но сам он не знает.
Составители этой мантры действительно прекрасны; они прикасаются даже к стопам тех, кто не знает себя, но, по крайней мере, несет послание Мастеров массам.
Номер пять — это одно из наиболее значительных предложений, которое я встречал в своей жизни. Странно, что оно было дано мне моей бабушкой, когда я был маленьким ребенком. Когда я объясню его вам, вы тоже увидите его красоту. Только она могла дать его мне. Я не знаю никого другого, кто был бы способен провозгласить это, хотя все джайны повторяют его в своих храмах. Но повторять — это одно; передать это тому, кого ты любишь — совсем другое.
«Я прикасаюсь к ногам всех тех, кто знал себя…» безо всяких различий, являются ли они индусами, джайнами, буддистами, христианами, мусульманами. Мантра говорит: «Я прикасаюсь к ногам всех тех, кто познал себя». Это единственная мантра, насколько я знаю, которая абсолютно несектантская.
Остальные четыре не отличаются от пятой, они все содержатся в ней, но она имеет безбрежность, которой нет у остальных. Пятая строка должна быть начертана на всех храмах, всех церквях, независимо от того, кому они принадлежат, потому что она говорит: «Я дотрагиваюсь до ног всех тех, кто знал это». Она не говорит «кто познал Бога». Даже это «это» может быть отброшено: я подставил «это» в перевод. В оригинале просто: «дотронуться до стоп тех, кто познал» - без «это». Я подставляю «это» только для того, чтобы выполнять требования вашего языка; иначе кто-то обязательно спросит: «Знал? Знал что? Что является объектом знания?» Здесь нет объекта знания; здесь нечего знать, только знающий.
Это мантра была самой религиозной, если ее можно назвать религиозной, данной мне моей бабушкой, и это тоже, не дедушкой, а бабушкой… потому что однажды ночью я спросил ее. Однажды, она сказала: «Ты, кажется, проснулся. Ты не можешь спать? Ты планируешь завтрашние проказы?»
Я сказал: «Нет, но почему-то во мне возник вопрос. У каждого есть религия, а когда люди спрашивают меня: «Какой религии ты принадлежишь?» — я пожимаю плечами. Так как, очевидно, пожимать плечами это не религия, то я хочу спросить тебя, что я должен сказать?»
Она сказала: «Я сама не принадлежу к какой-либо религии, но я люблю эту мантру, и это все, что я могу тебе дать не потому что она традиционно джайнская, но только потому, что я знаю ее красоту. Я повторяла ее миллионы раз и всегда находила величайший покой… словно прикасаясь к стонам всех тех, кто познал. Я могу дать тебе эту мантру; дать больше для меня невозможно».
Сейчас я могу сказать, что эта женщина была действительно великой, потому что в отношении религии все врут: христиане, евреи, джайны, мусульмане - все врут. Они толкуют о Боге, небесах и аде, ангелах и прочей чепухе, ничего не зная об этом. Она была великой не потому, что она знала, а потому, что она не могла врать ребенку. Никто не должен врать — по отношению к ребенку, по крайней мере, это непростительно.
Детей эксплуатировали веками только из-за того, что они хотят доверять. Им можно врать очень легко, и они будут верить. Если вы отец, мать, то они будут думать, что вы обязаны быть честными. Вот как все человечество живет в продажности, в мутной грязи, крайне беспринципно, мутная грязь лжи втолковывалась детям веками.
Если бы мы могли делать одну очень простую вещь: не врать детям, и извиниться перед ними за наше неведение, тогда мы были религиозными, и мы бы поставили их на путь религии. Дети только невинны; не давайте им ваши так называемые знания. Но вы сами должны сперва стать невинными, правдивыми, искренними, даже если это поколеблет ваше эго — а это так и будет — и оно разобьется. Оно обязано разбиться.
Мой дедушка никогда не говорил мне, чтобы я ходил в храм, для того, чтобы следовать ему. Я много раз шел за ним, но он говорил: «Уходи. Если ты хочешь прийти в храм, приходи один. Не следуй за мной».
Он не был непреклонным человеком, но в этом он был абсолютно непреклонен. Я спрашивал его снова и снова: «Можешь ли ты передать мне что-то из твоего опыта?» А он всегда избегал этого.
Когда он умирал у меня на коленях, в воловьей телеге, он открыл глаза и спросил: «Сколько времени?»
Я сказал: «Должно быть около девяти часов».
Он замолчал на мгновение, а потом сказал:
«Намо арихантанам намо намо