Вот уже два года для каждого путника, совершающего вояж через Черный лес, это путешествие напоминало кругосветный круиз на лайнере, захваченном террористами-смертниками.
Робкие попытки королевских стражников навести порядок неизменно заканчивались провалом. Стражники мужественно топтались у входа в лес, тщательно обшаривая близлежащие кусты, но заходить в чащу категорически отказывались. Когда же начальник королевской стражи попытался загнать их поглубже в лес, грозя королевским трибуналом, среди стражников очень быстро вызрело явное неудовольствие, причем начальник собственными ушами услышал, как один из стражников предлагал стукнуть его, начальника, по голове, и податься всем отрядом к Галлеану. Не желая искушать судьбу, стражников увели, а Галлеана оставили в покое.
При воспоминании о Галлеане волшебник поежился и пришпорил осла. Осел взбрыкнул и наконец наддал ходу. Под копытами весело заклубилась пыль, и темные силуэты сосен стали быстро приближаться.
Итак, человек на осле был волшебником. Причем не последним волшебником. Скорее, даже, первым. На тощей спине престарелого карнийского ишака восседал не кто иной как Волшебный Секретарь Ордена Волшебников и Некромантов (ОВИН), магистр Черной и Белой Магии Керамир.
Увы, – Орден, объединявший в своих рядах лучших представителей волшебной породы, переживал не лучшие времена. Ветры перемен, пронесшиеся над Полусредним миром, унесли вековые привилегии волшебников и развеяли былую славу Ордена.
Керамир пошарил в складках своей фиолетовой, усыпанной блеклыми серебряными звездами мантии и извлек кисет с бодрящим зельем. На кисете время от времени вспыхивали соблазнительные надписи вроде: "Жевательный табак от Толстой тети сделает ваши зубы желтыми, как чистейшее гномье золото" и "Внимание, акция: только до конца тысячелетия – две унции по цене трех". Кисет был старый и надписи временами заедало, так что помимо дефектных слоганов кисет периодически выдавал совершенно непристойные вещи, причем было неясно, где кисет мог их набраться, и откуда ему известны такие анатомические подробности.
Керамир потряс кисет, запустил в его недра грязноватую пятерню с давно не чищеными ногтями, извлек порцию табаку, ловко слепил жвачку, и сосредоточенно работая челюстями, пустил свои мысли по проторенной дороге воспоминаний.
Как всякий пожилой человек (а Керамиру недавно стукнуло сто тридцать пять лет), он любил вспоминать времена своей молодости и сравнивать их с теперешними.
Естественно, сравнение всегда было не в пользу последних.
И, надо признать, справедливо.
Золотое было время! Когда-то волшебники умели делать если не все, то, по крайней мере, многое. С легкостью превращали они кровь в воду, а воду в вино, шутя трансформировали камни в хлеб, в сыр и полукопченую колбасу, обращали ртуть в золото, а золото в железо, медь и низкопробное серебро, могли переноситься по воздуху и под землей на любое расстояние, а также продлевали себе жизнь до тех пор, пока прогрессирующий склероз не лишал их возможности вспомнить продлевающее заклятье.
Ежегодные слеты волшебников и ведьм, традиционно происходившие на вершине Кудрявой горы, собирали тысячи магов.
В памяти Керамира живо возникла картина грандиозного праздника.
Созданные мановением волшебной палочки столы ломились от изысканных яств.
Несмотря на то, что все вино создавалось из воды, похмелье наутро было вполне реалистичным.
Всю ночь напролет продолжалось веселое гуляние. Маги превращали окрестных сов и летучих мышей в летающих лошадей и мулов и до упаду гоняли в лобтуфф – волшебную игру, смысл которой заключался в том, чтобы догнать соперника и осалить его, превратив в жабу. Превращенный, смешно кувыркаясь, падал с огромной высоты, шлепаясь о землю в точности как жаба.
Завершал празднество грандиозный фейерверк.
И долго еще окрестные жители вспоминали волшебные гуляния, выковыривая из грядок неразорвавшиеся гром-тыквы, шугая одичавших пегасов, норовящих стянуть заготовленную на зиму кукурузу, и посылая в адрес волшебников запоздалые проклятия.
Но увы, все это великолепие осталось в прошлом.
Волшебники стремительно вырождались, а волшебное искусство хирело и чахло на глазах.
А главным виновником этого – хотя они никак не хотели этого признавать – были сами волшебники, и, в первую голову, глава Волшебного Ордена Керамир.
Началось все около ста лет тому назад. Керамир, тогда молодой и самолюбивый маг, только что избранный главой Волшебного Ордена, издал декрет, запрещающий принимать в Магическую Академию юношей неколдовского происхождения. Отныне и навеки зеленые ворота Академии были закрыты для всех, кроме потомственных волшебников в седьмом поколении. Одновременно был введен вступительный взнос для абитуриентов в тысячу золотых реалов. Это была огромная сумма, и она надежно охраняла священные залы Академии от бедноты, представленной потомками обнищавших волшебных семейств. Керамир, будучи представителем древнего и богатого колдовского рода, слишком хорошо помнил, как эти худородные выскочки и голодранцы, перебиравшие на ладони каждый сантим, получали звания лучших учеников, а ему, потомку самого древнего волшебного рода Семимедья, приходилось довольствоваться скамейкой для отстающих. Но родство и связи в волшебном мире еще кое-то значили, и когда после нескольких лет подковерной борьбы, интриг, предательств и покушений Керамир все же произнес заветную фразу "Вступая в должность главы Волшебного Ордена…", он твердо знал, кому, за что и как именно он будет мстить. И первым его декретом стал декрет об ограничениях при приеме в Магическую Академию.