– Что там? – принялся тормошить голого Дикий.
– Кошка, – выдавил из себя тот.
– Какая, к черту, кошка? – Дикий махнул рукой лысому: – Посмотри!
Лысый выставил пистолет и шагнул в баню. Спустя минуту он вывалился обратно, не переставая обильно блевать.
– Что?! – кинулся к нему Дикий.
– Витька… в лоскуты… кишки… на полу… – выблевывал из себя слова лысый, позабыв про пистолет.
И тогда Егор побежал. Он добежал до мостков и прыгнул в реку.
– Догнать! – заорал Дикий и пнул голого.
– Ствол там… – с ужасом указал тот на распахнутую дверь бани. Дикий сунул ему свой и повторил:
– Догнать, я сказал! И ты тоже, тошнотик!
Когда голый и лысый достигли реки, Егор уже вылезал на противоположный берег.
– Живым! Не стрелять! – орал от бани Дикий. Бандиты полезли в реку.
Добежав до леса, Егор упал на землю, вполз прямо в куст дикого малинника и замер. Он хорошо видел, как из реки вылез только один из бандитов, а именно лысый. Голый на берегу так и не появился. Лысый добежал до леса, вломился меж стволов и был таков. Когда его шумный бег затих вдали, Егор вылез из кустов и спокойно пошел по направлению к мосту.
На мосту его ждал Дикий. Глаза его были круглы, а в руках он держал еще один пистолет.
– Ты… – его голос дрожал. – Ты что, а? Ты как это?
– Обредиха твоего первого бойца прибрала. Она в этой бане испокон веку хозяйничала. Голого водяной прихватил. А лысый из лесу не вернется. Леший его заведет.
– Куда заведет?
– Далеко заведет. Ты один.
– А ну, иди, – Дикий махнул пистолетом в сторону. – К дому иди, гад.
Они шли по тропинке, что бежала через поле, заросшее высокой сорной травой. Впереди шел Егор, сзади, держа его на прицеле, ковылял Дикий. Уже стояла ночь и густой туман окутал всё вокруг.
– Конец тебе, Седой, – сказал Дикий. – Тут тебе никто не поможет. Тут я тебя и кончу. Что молчишь?
– Жду, – ответил Егор, прислушиваясь к тишине вокруг.
– Ждешь? Чего это? – Дикий облизнул пересохшие губы.
– Я вырос в этой деревне, – сказал Егор. – Когда еще она была жива. Меня дед учил, как себя надо в деревне да в лесу вести, чтобы никого из соседей не обидеть. Научил и как просить их о помощи. Никогда я о таком, как сегодня, их не просил. А еще дед мне сказывал о силе, что в тумане является тем, кому больше надеяться не на что. Только в этих местах она обитает, больше нигде.
– Ты о чем? – озираясь в тумане, спросил Дикий. Пистолет в его руке заметно дрожал.
– О Белой Гриве, – ответил Егор. – Забирает она человека без следа.
– А ну, шагай шире, – велел Дикий, – и хватит болтать. А еще…
Но он не успел договорить. Туман за его спиной вздыбился, накрыл, будто волной и стало слышно как в траву повалился пистолет. Егор немного постоял, не оборачиваясь и что-то шепча. Потом отыскал оружие Дикого и пошел за женой и сыном. На мосту он остановился и швырнул пистолет в черную воду реки.
Попутчик
философская проза
На скамье сидело трое мужиков, один курил, двое других потягивали пиво из бутылок. Я бы не подсел, но скамья была длинной, и один из сидящих был моим отдаленным родственником.
– Присаживайся, в ногах правды нет, – к тому же сказал дядька Семен, затягиваясь.
– Спасибо.
Дядька меня представил, мужики кивнули, назвались. Мы пожали руки, мужики продолжили прерванный разговор. Я не вслушивался, глядя на вечернюю зорьку, догоравшую в небе, достал сигареты, закурил. Мужики рассмеялись какой-то шутке и один из них, поднимаясь, добавил:
– Ну, это до второго пришествия ждать придется. У Матвеева прошлогоднего снега не допросишься. Всё, я до хаты. Покеда.
И ушел. За ним поднялся дядька Семен.
– И мне пора.
Он пожал руку тому, кого звали Михалычем, а мне сказал:
– Долго не сиди. А то Татьяна на ночь дверь на щеколду закрывает. Я ей скажу обождать, но она забыть может.
– Докурю сейчас и приду, – пообещал я и Семен ушел.
– А ты веришь во второе пришествие? – спросил меня Михалыч. Я посмотрел на него. Он был серьезен и вовсе не пьян – что для здоровенного мужика литр пива? Язык вот зачесался после небольшого «прогрева», вот и хочется ему поговорить.
– Это про то, что Спаситель снова придет в этот мир? – я пожал плечами. – Поповьи сказки.
Михалыч покивал, будто бы соглашаясь, вздохнул и сказал:
– Я вот тут недавно подвозил одного. У нас со свояком фура с тягачом, на ней и работаем. Он вот сейчас в рейсе, вернется, я поеду. Это если недалеко, полторы, две тысячи. Если больше – вместе едем. Так вот, еду я, стало быть. И тут машину влево ведет – шину проколол. Стал на обочине, вытащил инструмент, менять собираюсь. Тут и подходит паренек. Лет – вот тебе погодок будет, тридцать или около. Поздоровался и просит подвезти. Смотрю на него: одет просто, но для путешествий как бы – джинсы, там, потертые, ботинки на толстой подошве, хорошие. Куртка брезентовая, кепка с козырьком – молодежь такие носит. Лицо загорелое, обветренное, усы и бороденка курчавятся. Понравился мне сразу – взгляд у него… – Михалыч подумал, пощелкал пальцами, – лучистый такой, добрый. Я говорю: конечно, мол, подвезу. Вот колесо только поменяю. Он тут же рюкзачок свой – рюкзак еще у него за плечами был – сбросил, подскочил, да и давай помогать. И видно сразу, не впервой ему эта работа. Вдвоем мы мигом колесо поменяли. Забрался он в кабину, я за руль да и тронулись. С попутчиком ехать хорошо. Правда, и попутчики разные бывают. Иной сидит сычом – ни слова, ни полслова из него не вытянешь, а то и задремлет. Хуже нет пассажира. А с иным любой путь вдвое короче – и байку расскажет, и выслушает. С таким расстаешься, будто с родным.