— Это пока тайна!
— От кого?
— От всех!
Скептически взглянул Вадим Степанович на Бориса.
— Тайна от всех — недолговечна. Рано или поздно о ней узнают, и тогда всем бывает очень неприятно.
— Ну прошу вас!.. Я ведь сам потом все расскажу ребятам!
— А после этого они не назовут тебя лгуном?
— Скрыть и соврать — не одно и то же!
— Но близко, — возразил Вадим Степанович.
— Иногда и соврать полезно!
— Полезная ложь?.. Очень сомнительно!
— А когда врач не говорит правду больному?
— Это особый случай… Я надеюсь, у вас все здоровы!
— Здоровы! Не беспокойтесь!.. Ну пожалуйста, Вадим Степанович! Возьмите и сохраните! Я боюсь потерять или… намокнет, испортится!
— Сохраню! — согласился Вадим Степанович. — Но поверь моему опыту: чем скорее перестанет существовать эта тайна, тем лучше будет для тебя…
Возвращаясь пешком к острову, Борис не чувствовал удовлетворения. На душе было неспокойно. Ему бы радоваться, что теперь он может не думать о задолженности колхозу, но настоящая большая радость не приходила. Если она и была, то какая-то неполная, ущербная, подпорченная гнетущим ожиданием чего-то неизбежного и неприятного.
Волновался и Вадим Степанович. Случай с Шуркой Гаем, неожиданный приход Бориса, таинственный конверт, оставленный на столе, — все это говорило о том, что среди ребят начался разлад. Надо было безошибочно определить: стоит ли вмешаться или предоставить им возможность самим разобраться во всем. Вадим Степанович не сомневался, что причина разлада — в самих ребятах, в их характерах, в их подходе к жизни и труду. Все другое, постороннее, непосильное для подростков и потому способное вызвать трения и раздоры, постоянно устранялось взрослыми. «Пусть сами! — решил Вадим Степанович. — Излишняя опека лишь повредит. Разберутся!»
А Борис все быстрее и быстрее шагал к острову. Длинные жерди волочились сзади, оттягивали руки и мешали идти. Он сердито дергал их, сбиваясь с шага. Увидев остров, Борис пристроил жерди на плечо и побежал. Ему не терпелось поскорей очутиться среди своих ребят. Решил он, что немедленно, как только переправится на остров, позовет Зою, Кольку и Олега и расскажет им про выигрыш. Он даже не будет спорить, если эти трое не захотят хранить тайну и посоветуют ему сообщить о выигрыше всем ребятам.
Непривычной тишиной встретил его остров: ни голосов, ни тракторного тарахтения. У палаток, у кухни, на опушке рощи разобщенно — по двое, по трое — сидели или стояли мальчишки и девчонки. Они видели Бориса, но никто не заторопился к берегу.
Подавив недоброе предчувствие, Борис закричал:
— Э-ге-гей!
Где-то около кухни встал с пенька Колька и неторопливо пошел к берегу. С большим куском фанеры выскочил из палатки Ромка. Он повернул фанеру так, чтобы Борис мог прочитать написанное большими черными буквами короткое, как удар, слово: «вор!».
Отупело смотрел Борис через реку и видел, как к Ромке подбежала Зоя. Но раньше около него оказался Сеня Сивцев. Он выхватил фанеру, сломал ее, перегнув через колено, и обломком ударил Ромку по спине.
Только после этого понял Борис, что позорное, убийственное слово относилось к нему.
Колька подошел к лодке, но Борис не мог его ждать. Он рванулся к берегу, в одежде прыгнул в воду и бешено заработал руками и ногами. Одна была у него мысль, одно стремление — поскорей переплыть реку и снять с себя постыдное страшное подозрение. Он понял, что ребятам уже известна его тайна, и подумал об Олеге. Лишь от него могли они узнать про выигрыш. Но Борис даже не рассердился на него, потому что и сам был сейчас, готов рассказать все.
Он плыл, а ребята подтягивались к берегу. Шел и Ромка, почесывая ушибленную спину и с нетерпением ожидая минуты своего торжества.
Почувствовав под ногами дно, Борис заторопился еще больше и крикнул из воды:
— Не вор я, ребята! Не вор!
— Выходи, — сказал Колька.
Борис выбрался на берег и повторил:
— Не вор!.. Хотел, как лучше!
— Где карточка? — подступил к нему Ромка. — Если замочил и испортил, мы тебе…
— У Зевса! На сохранении!
— Значит, ты все-таки выиграл! — упавшим голосом произнесла Зоя.
— Выиграл, — опустил голову Борис.
Ромка снизу заглянул ему в лицо.
— Сколько?
— Не знаю… На пять номеров… А сколько — не знаю.
— Крупно! — вырвалось у Олега.
— Точнее? — повернулся к нему Ромка.
— До десяти тысяч.
— Да вы же поймите! — взмолился Борис. — Не для себя! Для всех нас!.. Чтоб страховка была! Чтоб было чем долг погасить, если овощами не рассчитаемся!.. И боялся я, что разленитесь, когда узнаете… А осенью я бы вам сказал!