— … за счет плотности огня и выгодной позиции. Понял? — он мотнул карандашом, будто крутанул ручку пулемета, и я кивнул, — Вот поэтому их и уважают. Так что будь спокойнее, Егорка.
Он снова стал покачивать карандаш в руке, чуть откинувшись назад и оперевшись на локоть.
— Короче, если видишь пулеметчика… пусть он даже лейтенант там какой-нибудь. Не надо ему козырять и прошагивать мимо строем, — он зыркнул на меня, будто проверяя, усвоил ли я одно из важнейших правил.
Пришлось кивнуть.
— Он такой же боец, как и ты… Плевать ему на тебя, он этого и не заметит, а ты себя зря дураком покажешь. Да и вообще, кстати, попадем в пустыню — там запрет на воинские приветствия и обращения по званиям. Так что привыкай общаться попроще.
— Раскол, а вы уверены, что мы попадем в пустыню? — я с сомнением посмотрел на него, — Нет, конечно, я слышал, что нас готовят к экспедиции, но сейчас от батальона практически ничего не осталось…
Я обернулся, осматривая тот понурый винегрет, что остался от батальонной группы.
— Вот поэтому эти вылуни и отправят, — процедил сквозь зубы старик и хотел сплюнуть, но покрутил головой и понял, что здесь этого делать не стоит, — Ты думаешь, потери куда спишут?
— Э-э-э… — только и выдавил я.
Слова застряли у меня в горле. Я хотел ему снова рассказать и про весь бой, и про минометы, и даже про авиацию… И про то, что в конце появились маги во главе с капитаном гвардии из лунного рода Стрелецких. Ведь так много народу, и все знают, и все…
На моем лице, видимо, многое было написано, и Раскол качнул головой и горько усмехнулся. Причём усмехнулся так, что из моей наивной башки сразу выдуло все аргументы.
— И тему с прорывом закроют, — шепнул он, — Официально потерь при открытии Вертуна практически не было.
У меня пробежали мурашки по спине от осознания того, что все, о чем говорит Раскол — правда. Суровая и сухая правда.
— Все в рамках нормы, — продолжал старик, — Потеряли один окоп… Да, да, лишь один, но и тот быстро отбили. Убито и ранено не более десяти человек.
— Но ведь капитан Сушко… — начал было я, но тут же осекся.
Этот капитан гвардии мне вообще-то там сразу не понравился. Да и отправил он нас на зачистку, не моргнув глазом.
Раскол умиротворенно улыбнулся:
— Вот, вижу, понял ты все, Егорка… Подоспевшие «родовые», и этот твой капитан гвардии… кхм… Сучко, — он кашлянул, будто поперхнулся, — Они все подтвердят и с радостью присмотрят за Вертуном, пока наш батальон гоняет в командировку. И пока формируют третий.
Я встречал «списывание» и ранее. В прошлой части на устах гуляла подобная свежая история.
У соседней бригады на прорыве погибло человек пятнадцать, а на боевые потери списали лишь четверых, чтобы награды посмертно всем не давать.
В армии же оно как… Умер, например, солдат при исполнении служебных обязанностей, да тем более на боевых позиции — это «Отвага» или «Мужество» посмертно.
А еще это геморрой с бумагами… Мертвецу награду вручать не надо, а ради поиска безлунных родственников ни один Подлунный, не то что уж Лунный, задницу не поднимет.
Офицерам не к лицу лишний раз стоять перед безродными и сочинять легенду о том, как их сын погиб, позволив целому подразделению отступить на более выгодные рубежи.
Поэтому куда чаще «боевые» потери превращаются в «бытовые»… А то и вовсе задним числом ушел в самоволку, да пропал.
Естественно, за «бытовые» потери тоже спрашивают, но тут уже виноват сам мертвец. Если он, покинув расположение ночью с целью нажраться, пропал, то чьи это проблемы? Да еще и под утро его нашли под забором, погрызенным шальным «снежком». И не важно, как все было на самом деле, на бумаге он будет найден под забором…
Я знал, что механизм «списывания» отлажен и поставлен на поток, и что так везде. Мне казалось, что это привычная для армии вещь, вроде тех же «мазаных», которая позволяет в целом механизму функционировать… Но впервые я прочувствовал это «списывание» на себе, да еще в таких масштабах, и таким кардинальным методом.
Ну да, не могло же больше половины батальона покинуть расположение, чтобы напиться… Во-первых, в ближайшем городке кабаков не хватит, да еще и заборов, под которым потом найдут «загрызенных»…
Единственная помеха, говорят, это газетчики, которые широко освещают происходящее в командировках. Высокие чины их не любят, поскольку те лезут, куда не просят, и плюют на принцип военной тайны.
А солдаты в свою очередь, особо не понимая, чем на самом деле занимаются репортеры, не любят их за то, что перед их приездом на позициях надо порядок наводить.
— Смир-р-рна-а! — донеслось из коридора.
Все-таки наряд в казарме оставался, а значит стоящий на входе дежурный встретил вошедшего в располагу начальника.
— Отставить! — громогласно ответил комбат.
Судя по шагам, он сразу направился в канцелярию. А к нам в класс зашла целая небольшая делегация, где из всех троих я не знал только центрального.
Весьма жилистый парень, лет двадцати пяти. Одетый так же, как и мы, в простой китель с завернутыми по локоть рукавами, от чего было видно очертания крепких мышц предплечья. Словно культурист, сошедший с плакатов по физической подготовке.
Меня даже пробрала зависть. Причем, судя по погонам старшего лейтенанта, это был никто иной как Игнат Баранов — тот самый командир минометной батареи, которая помогала нам сдерживать прорыв.
Слева от него стоял наш командир роты. Крепкий мужчина, с плечами, как у заядлого штангиста, на которых капитанские погоны даже как будто потерялись. Он, как всегда, сурово смотрел по сторонам, словно выискивая наиболее слабое звено, чтобы прям здесь начать его вбивать сапогом в грязь.
На его фоне даже стоящий рядом Грозный казался не таким уж и безбашенным. Ну, оно и понятно, он лишь инструктор… А капитан — это командир роты разведки. Такие и правда зачастую сами ходят в дальние рейды, наравне с простыми бойцами.
— Господа, прошу внимания, — спокойно произнес Контуженный.
Он явно пытался сохранять хладнокровие, в то время как у двух его спутников явно бурлили эмоции. Покосившись на спутников, Грозный растянулся в совсем недоброй улыбке:
— В связи с последними событиями вынужден вас обрадовать. Мы все отправляемся на отдых.
Меж рядов пошло довольное перешептывание, но ни я, ни мой собеседник Раскол не улыбались. Как и остальные старички, которые почуяли, к чему дело идет.
Любителей весело поболтать оборвали, сразу шумно вдохнув воздух, главный минометчик Баранов громко рявкнул:
— Позакрывали хлебала и СЛУШАЕМ!!!
Судя по лицу, в этом крике он явно отвел душу.
— Благодарю, — согласно кивнул инструктор и продолжил, — Так вот, отдых нам назначили добровольно-принудительный… В жаркой пустыне, в виде экспедиции.
Он обвел взглядом наши лица. Я в этот момент переглянулся с Расколом, до единого слова вспомнив наш разговор. Прав был старик…
— Отправляемся в полном составе. Улететь, как вы понимаете, должны были еще вчера…
В общем, семейным дали два часа, чтоб сбегать и забрать вещи из дома, а также попрощаться с семьей. Остальным приказали собирать командировочные сумки, получить вооружение и боеприпасы, упаковать оборудование и технику.
Через шесть часов мы должны были убыть на аэродром к «птичкам»… В этом месте я судорожно сглотнул, потому что в своей жизни ни разу не летал. Ну, одно дело смотреть на самолеты снизу, с поля боя, втайне завидуя пилотам.
А другое дело… При мыслях об этом «другом деле» у меня, как говорится, «поджало булки».
— Там нас уже будет ждать десантный корабль, — продолжал инструктор, — На нем убываем в пункт временной дислокации…
Нас сразу предупредили, что обстановка в это пункте была жаркая в плане погоды, так что трусы с меховым подбоем явно не требовались.
И все…
Остальное командиры взводов должны были донести до нас уже на борту корабля. А, ну еще опоздавшие будут признаны дезертирами и будут иметь дело с военной полицией.