Его лицо побледнело. Ему это определенно было известно.
— И я планирую понаблюдать за ее казнью, — закончила я.
— Она не преступница.
Что-то холодное и жестокое захлестнуло его черты, возвращая лицу естественный цвет. Его глаза заблестели опасностью, как острые кинжалы, изысканные, и смертельные, если к ним прикоснуться.
— Отпусти ее.
— Ага, как же.
— Я бы не стал так резко отказывать на твоем месте.
— А это еще почему?
— Потому что я, — сказал он, изучая меня с нервирующей интенсивностью, — могу спасти твоего друга.
Я могу спасти твоего друга.
Эти слова ударили меня по голове, в результате чего раскаленная ярость захватила каждую клеточку моего существа. Ублюдок! Как он смеет произносить такую ложь? Как он смеет предлагать мне ложную надежду, просто чтобы спасти свою сестру? Мои глаза сузились до крошечных щелей, ноздри раздулись, я начала регулировать уровень мощности на моем пистолете на максимальный уровень. Я собиралась поджарить себе аркадианца вместо барбекю.
Медсестра вошла в комнату. Я увидела ее боковым зрением, но не переключила своего внимания от Кириана. Она уронила диаграмму, когда увидела мой пистолет. Она замерла на месте, ее глаза расширились от ужаса, рот открылся.
— Я..я услышала шум, — запиналась она от шока.
— Выйдите из комнаты, мэм, — сказала я ей. Я старалась, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно, но слова вырвались со всей яростью, которая меня заполняла, — Ситуация под контролем.
— Я..я..я должна позвонить в полицию? — обратилась она к Кириану, как будто он был тут главный.
— Я и есть полиция, — крикнула я, — А теперь убирайтесь к черту!
Тупая медсестра и не двинулась.
Тогда Кириан слегка кивнул головой, и она вылетела из комнаты так быстро, как будто ноги несли ее. Мои губы скривились в презрении.
— Ты предпочитаешь не прожаренное или с хрустящей корочкой? — спросила я, — Потому что я собираюсь поджарить тебя в любом случае.
Он проигнорировал меня, а вместо этого ответил:
— Я дал Далласу, кажется, так его зовут, немного моей крови. Заметь, всего несколько капель, но, благодаря этому, он будет жить еще несколько дней. Если бы я дал ему больше, он бы прожил остаток своей жизни здоровым и невредимым.
— Если ты не собираешься выбирать, я выберу за тебя. Итак, — я притворилась, будто задумалась, — все-таки с хрустящей корочкой.
— Не заметила, его сердцебиение стабилизировалось? Цвет кожи пришел в норму.
Я кинула на моего партнера быстрый взгляд, и мои глаза расширились. Да, так и было. Шок пробежал по мне. Мои руки замерли.
— Это не означает, что именно ты помог ему.
— Ты разочаровываешь меня. Я думал, что женщина с твоими талантами будет более проницательной.
Я обнажила зубы в оскале.
— Может быть, тебе нужна демонстрация моих талантов?
— А тебе, может, нужна демонстрация моих? — Кириан медленно поднялся. Он был так высок, что мне пришлось задрать голову вверх. Я посмотрела на его тело, но не увидела никаких признаков оружия. Тем не менее, мое сердце зашлось у меня в груди, а ладони вспотели. Я не поняла своей реакции. Я всегда вела себя смело с пришельцами и всегда побеждала их. Сейчас я единственная, кто принимал решение. Единственная, у кого есть власть. И я держала оружие.
— Ты бы сказал все, что угодно, лишь бы спасти свою сестру, — сказала я.
— Да, сказал бы, но сейчас я не лгу.
Он вытянул вперед одну руку, а другой полез в карман брюк. Не отрывая от меня взгляда, он вытащил небольшое, но острое лезвие.
Замечательно, теперь у него было оружие.
— Стой, где стоишь, — приказала я, — Или я убью тебя без колебаний.
— Но тогда ты никогда не узнаешь правду, — спокойно он сжал лезвие и приставил его к ладони. Я была слишком очарована его словами и действиями, чтобы выполнить свою угрозу. Черты его лица оставались невозмутимыми, когда он сделал глубокий надрез от одного конца ладони до другого. Кровь появилась из рваной ткани, и шрам на моей руке стал пульсировать в ответ.
Пока я смотрела, его раны медленно затянулись, оставив кровь на ладони. Он вытер малиновые капли о свою рубашку, ярко красные мазки резко контрастировали с белизной его рубашки, а затем показал мне идеальную гладкость его руки.
— Видишь? — сказал он, — Я не могу умереть, и те, кто употребляет мою кровь, тоже будут жить.
Боже мой, этот чужой был своего рода бессмертным существом.