Но оман и днём не очень к ней рвался. Кивал и спрашивал, как самочувствие при встрече в коридорах дворца. Ираидала, считая, что он искренне интересуется, всё и рассказывала.
Беременность давалась девушке очень тяжело. Токсикоз преследовал её с первых дней и до самых родов. Она набрала огромный вес, живот раздувало просто на глазах. Она стала неповоротливой и неуклюжей. Когда ребёнок начал шевелиться, стало совсем не хорошо. Ираидала думала, что у неё внутри ни одного живого места не осталось, один сплошной синяк. Но всё это меркло перед дикой болью в спине, что терзала её где-то с середины срока. Иногда из-за этих приступов она даже не могла встать с постели.
Ходила она только на небольшие расстояния, потому что начинала задыхаться. Да и чтобы нести живот приходилось ходить, изогнувшись назад. Единственное, в чём не смогла отказать себе Ираидала, это редкие прогулки к зарослям каргиза. Около десятка кустов росли рядом, создавая удивительно уютное и красивое место. Когда Ираидала приходила сюда, ей словно становилось легче, аромат цветов прогонял её тревоги. Весь дворец знал, что найти будущую лари можно или в её комнате, или здесь.
Тот страшный день начался для Ираидалы с уже привычной боли. Но походив немного по комнате, она почувствовала, что боли стало как будто меньше, и решила использовать эту чудесную возможность, чтобы прогуляться в сад. Тем более, что уже была середина осени, и цветы, что радовали её с самой ранней весны и всё лето, отцветали.
Но на месте её любимых кустов торчали только корни. Анаис, словно специально поджидавшая Ираидалу, рассказала беременной девушке, что вернувшийся ночью оман вызвал к себе одну из наложниц. Утром та вернулась с богатыми подарками и разрешением украсить свою комнату цветами из сада. По приказу новой фаворитки кусты каргиза срубили, но оказалось, что они совершенно не стоят в вазах, тут же осыпаются и теряют запах.
И об этом знали все! Поэтому их никто и не рвал. Ираидала поняла, что это было сделано специально. А Анаис, полюбовавшись на начавшую плакать девушку, ушла во дворец, довольно улыбаясь. Тогда Ираидала и познакомилась с Фарли и Гульнизой. Они шли из той части сада, где росли пряные травы, которые здесь заваривали вместо чая. Увидев, упавшую на землю и корчившуюся от боли и обиды девушку, они обе кинулись к ней.
– Госпожа, да вы с ума сошли, не иначе! На ледяной земле, вам же рожать не сегодня, так завтра. Давайте, поднимайтесь и пойдем, мы вас проводим. – Испуганно щебетала Фарли.
– Я за помощью. Может, найду лекарей. – Сказала Гульниза.
Ираидала встать не могла. Боль набрасывалась лютым зверем.
– Пламя... – прошептала Фарли, наблюдая, как темнеют от родовых вод юбки госпожи.
– Что здесь происходит? – спросил мужчина в форме бессмертного, но с почти полностью замотанным лицом.
Ираидала знала, что те из бессмертных, что получили увечья, исключались из корпуса. Выглядело это красиво, целая церемония. Уходящим вручали знаки отличия и мешочек с деньгами. На самом деле, и Ираидалу это возмущало, ведь денег в том мешочке было совсем мало, а как бывшим бессмертным жить потом? А если увечье такое, что они не смогут вообще найти какую-либо работу? Вот и сейчас от толпы идущих ветеранов получивших свой мешочек, отделился один и подошёл к девушкам. Окинув картину, единственным глазом, он подхватил Ираидалу на руки.
– Показывай дорогу, мелкая. – Сказал он Фарли.
– Барлик, тебе жить надоело? Это же наложница омана! – окрикнул его один из товарищей.
– Вижу. Только отвернуться сейчас и уйти, значит признать себя не мужчиной! А по мне так горько плакать некому. – Улыбнулся Ираидале мужчина. – Забери моё жалование и отдай в кверх. Там нужнее.
– Хорошо. Прощай, брат. – Сказал ему второй, забирая мешочек с вышитыми золотой нитью инициалами омана.
Тот, кого назвали Барликом, донёс девушку до её покоев, дорогу, куда показала Фарли, поцеловал Ираидале руку в знак почтения и скрылся за дверью. Несколько дней спустя Ираидала узнала, что его казнили в тот же день. Ведь к наложнице господина не смеет прикасаться ни один мужчина, если он не евнух.
Гульниза до лекарей не успела добежать, она даже толком не успела объяснить, что происходит. Та самая наложница встретила её при входе.
– Ну, что? Разрыдалась эта утка? – спросила она с насмешкой. – Пошли, поможешь принять мне ванну. Мне ночью идти к господину. И закрой рот, я не желаю слушать про эту дуру. Дойдёт обратно. А не сможет встать, доползет!
К господину она той ночью не попала. Когда трясущаяся Фарли подняла криком на уши весь гарем, и недовольные лекари всё-таки соизволили явиться в комнату Ираидалы, Гульниза при всех, прямо посреди коридора, рассказала, что наложница специально не дала ей дойти за помощью.