Ее смех вонзил иглы в его мозг, а давление на его глаза продолжало расти.
— Ты так быстро сдался, Калигула? Я разочарована. Я ожидала намного большего от самого развращенного правителя римской Империи. Что ты там, кажется, говорил? «Жаль, что у жителей Рима только одна шея»?
Она шагнула ближе туда, где Калигула свернулся рядом с Дракосом в грязи.
— Единственно должное и, вероятно, пророческое высказывание, ты так не думаешь?
Давление в его голове стало еще больше, и он сжал зубы и вонзил пальцы с удлинившимися ногтями, в землю в напрасной попытке не закричать. Но давление всё росло и росло, — очевидно, его глаза сейчас вылетят из орбит, потому что боль была ужасной, она обжигала его мозг. У Калигулы возникло тошнотворное видение, как его глазные яблоки выкатываются в грязь, наконец, сдался и закричал.
Он принес в жертву двух тысячелетнюю гордость и закричал долго и громко.
Он кричал, а она смеялась.
И ее смех разбудил рой, черный, как древняя чума, извивающихся, бесцветных личинок, который поднялись из земли под ним, и напали на его тело. Давление в его глазах уменьшилось, но он больше не переживал насчет малой орбитальной плоти. Он покатился по земле, прижимая руки к лицу, защищая его от жуков, которые пировали на гниющих мертвецах.
Но он знал, что убегать не стоило.
И она всё еще смеялась.
— Ты меня разочаровываешь, но и забавляешь. И так как теперь меня мало что забавляет в эти недели с тех пор, как эти проклятые атлантийцы обманом заставили меня убить моего Варраву, я позволю тебе жить, — сказала она. И поспешное облегчение, которое раздалось в его ушах, было настолько громким, что он едва не пропустил ее следующие слова.
— Я хочу младшего братишку Конлана, — прошептала она, проведя длинным ногтем по щеке. — Я возьму себе королевского мстителя.
Калигула сел, заставив себя не шевелиться, пока волна личинок извивалась по его телу. Это иллюзия, это иллюзия, это иллюзия, повторял он себе.
Потом они полезли к нему в рот.
Она снова рассмеялась от звуков душераздирающих криков, хлопнула в ладоши, и личинки пропали.
Еще несколько мгновений он продолжал кричать.
— Я слышала, что личинки — твоя особенная слабость, — промурлыкала она.
Он поднял глаза и посмел посмотреть ей в лицо впервые с тех пор, как она появилась, зная, что не должен. Но не в состоянии сопротивляться. Внезапно он скользнул, порабощенный, как жалкий человечишка, в соблазнительный огонь ее красных глаз, сияющих, как порочные ювелирные украшения на ее бледном, очень бледном лице. Такая невероятная красота была нечестива на лице мучительной смерти.
Анубиза ударила его изящной ножкой в туфельке и сбила его с ног. Он упал на Дракоса, продолжающего тихонько стонать на земле, и, наконец, привлекшего внимание вампирской богини.
— Мой Дракос, это ты? Где ты пропадал, когда нужен был Варраве? — спросила она, в ее голосе зазвучал намек на неуверенность, которую Калигула впервые слышал от нее. Но это так быстро пропало, что он мог и ошибаться. Он не позволил себе думать об этом из страха, что она каким-то образом узнает и личинки вернутся.
— Ты или ненадежный, или предатель, генерал Дракос. — прошипела она, ударив ногой съежившегося вампира. Он пролетел дюжину футов над землей и ударился о скалистый камень пещеры, и остался лежать там, неподвижно и молчаливо.
Калигула смотрел, как Анубиза бросилась через пещеру к Дракосу.
— В любом случае, сегодня ты умрешь. И совсем не быстро, — крикнула она, и ее дикий, безумный смех вонзил осколки боли и безумия в барабанные перепонки Калигулы.
Но когда Анубиза опустилась перед ним, Дракос, наконец, поднял голову с земли и почти, — но не совсем, — посмотрел на богиню.
— Я не предатель и могу это доказать, — ответил он, его голос был хриплым и сломанным, как вскоре будет и всё его тело. — Я могу сдать вам лидера бунта, Квинн.
Глава 8
Атлантида. Дворцовый сад
Эрин заворожено смотрела на яркие цвета многочисленных цветочных растений. Большинство видов она прежде никогда не видела. Девушка завернула за угол по каменной тропинке, ведущей из замка, и заметила пышные темно пурпурные цветы, которые очень походили на розы, — вот только каждый лепесток был размером с тарелку. Цветы росли на зеленых кустарниках, окружающих небольшую белую беседку. Видимый контраст поражал, и она с новой болью пожалела о том, что ее сестры Дэйрдре не было здесь вместе с ней.
Она выскользнула из просторной комнаты, которую ей предоставили во дворце, и нашла дверь наружу; ей требовались свежий воздух и пространство. Теперь она осталась в одиночестве, впервые с тех пор, как они добрались до Атлантиды, окруженная дикими и нежными ароматами каскада цветочной красоты.