Холодней воды подземной, жарче солнечных огней.
Где пируем мы, в то время пировали только тучи.
Вместо башен Горисцихе подымались к небу кручи,
Над Лиахвою клубился лишь один туман летучий,
Да порой скалы осколок обрывался вниз, гремучий.
На наездников не смотрит - изогнула бровь Тамар,
Улетел любимый сокол, он презрел любовь Тамар,
Он с добычей за рекою, на крутой горе, Тамар.
И под звуки рога скачет витязь в серебре к Тамар.
Прискакали агалары, и князья, и азнауры.
Но не переплыть Лиахву, волны бешеные бурь.
Перед кем дрожали тигры, от кого не скрылись туры,
Кто врага сражал в сраженье, те стрелки стоят понуры.
Их Тамар разит презреньем, в каждом слове острый яд.
Говорит Тамар: "Любую тот получит из наград,
Кто осилит бег Лиахвы, переплыв кипучий ад,
Снимет сокола с вершины и вернется с ним назад".
Был певец голубоглазый, на Тамар смотрел он прямо,
Он встряхнул кудрями буйно, в реку бросился упрямо.
Пусть ревет Лиахва гневно, но смельчак плывет все прямо.
Высоко взлетает сокол, ловит сокола упрямо.
Я отвагу восхваляю, за отважного я рад,
Но певец не князь надменный, он богатством на богат.
Он подарка не попросит, и взамен иных наград
Он одной любви желает... И Тамар сулит агат,
Бирюзу сулит и жемчуг божьей матери Гелата!
"Погуби певца! Пусть сгинет! Все отдам - парчу и злато".
Он плывет, поет о солнце, песня гордая крылата,
Смотрит он из волн Лиахвы на Тамар, близка расплата.
Зашумела буря гневно, грозный закипел поток,
И певца швыряют волны, никнет сломанный росток.
Унесен в Куру, в пучину... чей на свете горше рок?
За несбывшееся счастье он на смерть себя обрек.
Пронеслась гроза. И снова голубое небо тихо.
И Тамар повелевает здесь построить Горисцихе...
На горе, где непокорный сокол вдаль глядел, где вихорь
Слил певца с волной, поныне видим крепость Горисцихе.
Вот, грузины, струн сказанье про любовь пловца к Тамар,
Крепость тучи подпирает, что пред нею смерч, Тамар?
Торжествует жизнь! Помянем песнею певца Тамар.
Выплыл в памяти он нашей, победил он смерть, Тамар!
Саакадзе, схваченный стройными напевами, смотрел вниз на Гори, утопающий в зеленых садах. Георгий видел запутанные узенькие улички, маленькие дома, дымчатую чешую Лиахвы. В голубом воздухе неподвижно дремали прозрачные ветви яблонь.
Хвастали пышноусые горийцы плоскими мечами, хвастали чешуйчатыми кольчугами, отобранными у арабов, хвастали светлоглазыми мествире, перебирающими тонкими пaльцaми золоченые чанги. Слушал Луарсаб воинственные песни горийцев...
Солнце залило царский сад оранжево-лиловыми лучами. У темного пруда молчали черные лебеди.
Царь отдыхал, и двор, от покоев Луарсаба до дальних конюшен, замер.
Нестан взволнованно металась по душистой беседке, утопающей в сирени. Да, ясно, на аспарези Гульшари будет избранницей царя. Недаром Луарсаб помог ей взобраться на скалу. Это не случайно у Андукапара оказалось неотложное дело в ближайшей деревне... Гульшари оставалась одна...
Нестан порывисто бросилась навстречу Саакадзе.
- Ты придумал средство помешать Гульшари красоваться на аспарези рядом с царем?
- Придумал средство помочь княжне Орбелиани выйти с честью из неравного поединка. Не хочу скрывать, княжна. Не одной красотой нравишься. Твой живой ум покорил человека достойнее меня... Но поговорим о состязании...
- Скажи раньше, кем послан?
- Тебя любит Зураб Эристави.
Истерический смех оглушил беседку. Нестан хохотала до слез, до хрипоты, пересыпая смех злобными выкриками: не любит ли Нестан еще целая дружина уродов? А может, у Нугзара для нее найдется второй Баадур или теперь принято влюбляться неповоротливым медведям? Долго захлебывалась Нестан, наконец обратила внимание на Саакадзе, спокойно забавляющегося выдергиванием лепестков из пышной розы. Уж не шутит ли?
- Нет, княжна, не умею шутить над чужим сердцем. Много высыпала злых и недостойных тебя слов... Одни здесь. Будь благосклонна, выслушай откровенность друга, желающего избавить княжну Нестан от черной судьбы. Пусть мои слова будут горькими, но когда-нибудь поймешь: так мог говорить только преданный друг. Знаю, куда летит Нестан, но оглянись, сколько поднятых мечей готовы отрубить воздушные крылья. Неужели царица позволит такую женитьбу? Неужели князья допустят царя Картли заключить невыгодный брак? А власть Шадимана? Посмотри хорошо на Гульшари. Кто может сравниться с княгиней Амилахвари в средствах? А разве царица, Шадиман, почти весь Метехи не на стороне Гульшари? Где же прекрасной маленькой Нестан бороться с коронованными и некоронованными тиграми... Или княжну Орбелиани удовлетворяет более скромное место при царе? Такое охотно разрешат...
- Ты ошибаешься, Георгий, царица со мной ласкова и Луарсаб не совсем спокоен... Почему же и не питать надежды?
- Позволь, княжна, досказать. Почему обиделась на любовь Зураба? Разве владетели Эристави не полуцари? Разве богатству и могуществу Эристави не завидуют даже светлейшие? Или избранницу Зураба не ждет высокое место в Метехи? Кто осмелится не склонить головы перед невесткой Нугзара? Не беспокойся, Георгий Саакадзе клянется, Зураб, а не Баадур, наследует корону Эристави. Подумай, есть ли более блестящий случай удалиться с честью, прежде чем тебя попросят уйти? Уверен, одно из непременных условий Гульшари будет удаление из Метехи княжны Орбелиани.
Нестан, яростно растоптав ветку сирени, бросилась к выходу. В ее пылающих мыслях Гульшари, уже задушенная ею, валялась на полу.
Саакадзе подхватил Нестан на руки и усадил на скамью. Нестан задыхалась.
- Готова душу колдунье отдать, лишь бы отомстить змее.
- Зачем же идти против бога? Слушайся совета и будешь отомщена. Отлично знаю, княжна Нестан не опозорит своего мужа, иначе не допустил бы, чтоб благородное сердце Зураба принадлежало недостойной... Лишь только царь узнает о любви к Зурабу, в нем заговорит самолюбие. Поверь, неожиданность вызовет досаду на Гульшари, и, желая задобрить тебя на будущее и показать расположение к Эристави, царь выберет невесту Зураба жемчужиной состязания...
- О, может ли такое случиться? Открытое равнодушие царя пронзит сердце Гульшари. О Георгий, на все пойду, если поручишься, что Нестан, а не Гульшари, займет место рядом с царем.