Скрытые туманом дружины близко подошли к неприятельской цепи. Турецкий часовой поднял тревогу.
Загремела команда. На правом краю яростно зацокали конские копыта. Взлетели бунчуки, угрожая острыми полумесяцами. На первой линии произошло быстрое передвижение босфорской пехоты. Но картлийские знамена колыхались уже по всей долине.
Навстречу Симону Картлийскому помчалась турецкая конница и с дикими выкриками врезалась в ряды горийских лучников.
Саакадзе, стоя на крутом уступе, судорожно сжимал саблю. Папуна, сняв мокрые, связанные из грубой пряжи чулки, сушил их на камне, переворачивая на все стороны. Время от времени он спрашивал: "Кто бежит?" и, получив отрывистый ответ: "Дерутся!", вновь принимался за чулки.
Солнце уже обжигало долину, над которой плыл густой пар от земли и человеческой крови. К неудовольствию Папуна, Саакадзе вдруг вскарабкался выше. Обладая зрением ястреба, Георгий, недоумевая, наблюдал битву. В момент, когда, казалось, победа была на стороне грузин, из леса наперерез им ринулись свежие отряды турок. Но не это сжало сердце Саакадзе: на плоскогорье, за лесом, скользили черные точки. Георгий отчетливо осознал гибель. Еще солнце не скроется за острые пики гор, свежие силы турок через лес прорвутся на поле битвы. Георгий уже видел войска, Картли в зареве пожаров, насилие, закованных пленников. Что же молчит Ярали? Неужели из-за одного царя он пожертвует Картли?
- За лесом турки идут! - вскрикнул он на ходу.
- Пусть черт из меня чурчхелу сделает, если я еще раз потащусь за сумасшедшими "барсами", - пробурчал Папуна, спешно натягивая носки.
- Князь, за лесом большое турецкое войско, - задыхаясь, проговорил Георгий.
- На коней! К отступлению! - Ярали приподнялся на стременах. - Сейчас сюда прибудет царь.
Георгий вспыхнул: ведь единственное спасение - в дружинах Ярали, и вдруг решительно сказал:
- Ты ошибаешься, князь, царь сам идет в атаку. Я - гонец, царь приказал тебе немедленно...
В царской стоянке смятение. Каждую минуту подлетают с донесением гонцы: князь Джавахишвили ранен, горийские лучники бегут, Симон Картлийский разбит, Нугзар окружен, Мухран-батони отрезан, не в состоянии оказать помощи...
- Царь, - азнаур Беридзе осадил коня, - Цицишвили просит тебя покинуть сражение, еще час князь может продержаться.
Но царь ничего не слышал. Окаменелый, он смотрел вниз. Оруженосец быстро подвел коня. Георгий X знал; пора уходить, но еще знал - наступает конец его могуществу, и оттягивал последние минуты. Уже был послан гонец с приказом выпустить хевсурскую конницу, уже бесцеремонно говорил Баграт: "Очевидно, царь хочет последовать примеру отца и попасть в плен, как царь Симон, но князья не допустят второго позора и насильно посадят его на коня..."
Царь в забытьи мутными глазами смотрит на битву.
- Вот сейчас настал мой... - он хотел сказать "конец", но неожиданно замолчал. Его глаза поглощали пространство.
Дружины Ярали, зашедшие в тыл, яростно обрушились на турок. Побагровело небо. Горел лес. Клубились бурые дымы.
Снова скакали гонцы с донесениями: Мухран-батони прорвался и отрезал выход янычарам, копьеносцы смяли арзрумскую пехоту... У Волчьего глаза Эристави окружил Асан-пашу... Какой-то исполин на золотистом коне из дружины Ярали тяжелым мечом опустошал турецкие ряды.
Турецкие военачальники увидели вместо ожидаемого подкрепления горящий лес, а с Желтого хребта, как им казалось, лавиной неслись еще не окровавленные грузинские шашки.
В центре затрубили рога. Развернутые знамена взметнулись над острием сабель. Визжали дротики. Ярость охватила грузин. "Дружина барсов" отовсюду пробивалась к Саакадзе.
По всей лощине растянулись турецкие отряды, стараясь удержать линию битвы. Но вот смято правое крыло, покачнулось зеленое знамя. Все тревожнее вырывались из запекшихся губ гортанные выкрики: "Алла!"
Убежденные, что сам шайтан на золотом коне помогает врагу, янычары при виде Георгия поворачивали коней.
Хрипящие кони, сломанные копья, обезглавленные трупы, рассеченные шлемы, окровавленные кольчуги смешались в один клубок.
Окруженный конными турками, Зураб Эристави, сжимая левой рукой меч, уже вяло отражал удары. Над ним взметнулась кривая сабля, но тотчас же срубленная рука янычара упала на землю, и Саакадзе подхватил Зураба. Оглянувшись на сбитого с коня Тамаза Магаладэе, Георгий поспешно передал Кавтарадзе раненого Зураба, и Дато помчался с ним к стану Нугзара.
Саакадзе бросился на окруженного большой свитой Омар-пашу и после ожесточенной схватки с гордостью водрузил отсеченную голову паши на пику. Отчаянно ругаясь и размахивая шашкой, к Георгию подлетел Тамаз.
- Отдай голову! Вор! Ты вырвал добычу из княжеских рук!
- Отъезжай, князь, здесь туман, за турка могу принять, - и Саакадзе, высоко подняв багровый трофей, промчался мимо изумленного Тамаза.
Турецкое войско, теряя ятаганы и знамена, наконец пробилось через цепь грузин.
Хевсурская конница, привстав на стременах и выхватив из деревянных ножен клинки, с гиканьем рассыпалась по лощине, преследуя врагов.
Медленно надвигались сумерки, солнце кровавым рубином падало за Триалетские горы.
Разгоряченные дружинники хотели броситься в погоню, но полководцы, боясь неожиданностей, приказали всем подняться на высоты.
Царь осознал одно: Ярали самовольно бросил в бой последние силы, предназначенные для прикрытия царского отступления. Картли была спасена но Георгий X с ужасом понял - им жертвовали...
Ликующие дружинники окружили стоянку. Князья ждали разъяснений, но царь, до появления Ярали, сам недоумевая, упорно молчал.
Наконец прискакал Ярали. На изорванной одежде пятнами застыла кровь и грязь.
- Верный полководец, отважный воин, князья желают знать... Да, да... Расскажи подробно, как ты выполнил царский приказ.
Возбужденные событиями, окружающие не заметили иронии.
- Царь, наблюдая битву, я желал только одного - поскорее увидеть тебя в безопасности. Вдруг прискакал гонец с твоим приказом, сначала поразившим меня; но, зная мудрость царя, я понял: царь жертвует собой ради Картли. Замечательный же план двойного охвата турок, разделенных подожженным лесом, взялся выполнить твой гонец...