Хэнк стоял, в ярости сжимая кулаки. Видимо, единственный способ защитить Аманду от этих фанатиков — это привязать к кровати. Он никак не мог понять, почему она злится, но позволить, чтобы из-за каких-то женских капризов подвергалась опасности ее жизнь, он тоже не мог. Он пошел к машине.
Аманда задержалась на несколько мгновений на пороге дома. Она понимала, что вела себя глупо, но, похоже, последнее время ее мозг шел на поводу у эмоций. Эти двое напугали ее, напугали до смерти. У того, который называл себя Уитни, ярость переполняла голос. Когда он говорил, Аманде казалось, что по ее коже проводят холодным металлом. Он рассуждал об убийстве, как другие — об интересной книге. Сегодня утром, когда шериф заговорил о насилии в связи с профсоюзом, это казалось чем-то далеким и нереальным. Но для этого Уитни насилие было не только реальным, но даже желательным.
Если бы она могла хоть что-то сделать!
Неожиданно она остановилась. Разговор о насилии зашел в связи с тем, что ее отец якобы пытался заставить сборщиков трудиться в невыносимых условиях. Если ей удастся убедить представителей профсоюза, что отец вовсе не такое чудовище, каким они его представляют, ей удастся предотвратить насилие до того, как оно возникнет.
В этот поздний час отец, как обычно, был в библиотеке. Раньше она бы не осмелилась побеспокоить его, но теперь она делала многое из того, на что не решалась раньше. Аманда постучалась в дверь библиотеки, и когда отец сказал, чтобы она входила, проскользнула в открытую дверь.
Отец так хмуро посмотрел на нее, что она была готова повернуться и убежать. Гаркер Колден не любил сюрпризов, и неожиданное появление дочери его явно не обрадовало. Аманда взяла себя в руки.
— Папа, у меня к тебе очень серьезный разговор, — сказала она, пытаясь сдержать биение собственного сердца.
— Если это о вашей с Тейлором свадьбе…
— Нет, — быстро ответила она. Неужели все мужчины думают, что женщину волнует только ревность или романтическая любовь? — Я разговаривала с представителями профсоюза, эти люди думают, что ты — что-то вроде… тирана, а мне бы очень хотелось убедить их, что это не так. Я хочу, чтобы они знали, что ты заботишься о своих работниках.
Гаркер отложил ручку, выпрямился в кресле и посмотрел на дочь. Все в доме изменилось, и он почему-то не хотел знать, что привело к этим изменениям. Кое-что ему нравилось, но что-то — не очень. Ему нравилось, что жена флиртует с ним и что дочка проявляет характер. Но ему не нравилось, что она думает, будто имеет право расспрашивать его, как он управляет собственным ранчо. Да и с Тейлором последние несколько дней были одни проблемы. Что Аманда и Тейлор знают об управлении ранчо? Всю жизнь они сидели, уткнувшись в книги. Гаркер даже начал сомневаться, разумно ли будет делать Тейлора своим зятем. Может, стоило поискать другого мужа для дочери.
И вот Аманда стоит перед ним, как испуганный кролик, делающий вид, что ему ни капельки не страшно, и требует разъяснений, как он управляет своей собственностью. Сначала ему захотелось прогнать ее к черту из кабинета, но потом он решил, что полезнее использовать ее связи с профсоюзом. Может, удастся избежать лишних проблем. Не то, чтобы его это очень волновало. Бульдог уже нанял с полдюжины людей, чтобы те присматривали за сборщиками на полях. Они предотвратят любые волнения.
— Тебе сказали, что я забочусь только о прибыли? — спросил Гаркер.
— В общем-то, да.
— И не забочусь о людях на полях? Аманду начинало отпускать чувство ужаса.
— Да, так говорят.
— Надеюсь, Аманда, что ты им не поверила. Ты ведь не станешь на сторону врагов твоего собственного отца?
— Нет, папа. Но я хотела бы услышать правду от тебя самого.
— Рад, что ты пришла ко мне. Пора узнать немного больше о плантации, которая кормит тебя, Видишь ли, я не впервые сталкиваюсь с такими проблемами. Последние одиннадцать лет случались и попытки устроить забастовку, и перестрелки. Но я не пытался спрятаться и сумел справиться со веем. Все тут думают, что я получаю кучу денег от плантации, а на самом деле я едва свожу концы с концами. Эти, из профсоюза, умеют только подсчитывать, почем я продаю хмель, но они не учитывают расходы, на которые я иду. Аманда, вырастить один тюк хмеля стоит двадцать четыре доллара, и двадцать из них идут на неквалифицированный труд. Черт, да я каждый год трачу девятьсот долларов, чтобы подвязать хмель. А никто не вспомнит о подвязке. Небось, они думают, что кто-то делает это для меня бесплатно. А ведь хмель еще нужно подсушивать и переправлять. В этом году была засуха, и я получу две трети по сравнению с тем урожаем, что был в прошлом году., И это тоже — потеря в деньгах. — Он остановился и посмотрел на дочь.
— Я бы с радостью платил сборщикам хоть двадцать долларов за тюк, — продолжал Гаркер. — Я знаю, что им нужны деньги и что они думают, будто я достаточно богат, но я плачу столько, сколько могу. В этом году цена на хмель такая низкая, что я урезал себя, в чем только мог, но я не снизил оплату за сбор. Я обделяю себя во всем, чтобы платить этим беднякам по самым высоким расценкам. Например, каждый год я разрешал владельцам магазинов из Кингмана открывать свои лавки прямо на полях. Люди получают товар, торговцы — деньги, а я бесплатно предоставляю землю и возможности для этого. Я не жалуюсь — всегда готов поделиться, чем могу. Но в этом году я не смогу позволить такую щедрость. Тейлор сейчас обустраивает лавки, товары для которых закупил я. Это принесет кое-какую прибыль, но зато я не буду снижать расценки за тюк собранного хмеля.
Аманда ликовала. Ее отец не был чудовищем, как считали все остальные. Они ничего не понимали.
— А если представители профсоюза придут к тебе и потребуют, чтобы ты привозил воду на поля, ты выполнишь это?
Гаркер улыбнулся:
— Я уже распорядился, чтобы на поля привозили лимонад. И еду. А также холодную питьевую воду.
— Ox, — Аманда расплылась в улыбке. Каждая ее клетка улыбалась. Теперь членам профсоюза не надо будет чего-то требовать. Рабочие будут знать, что у них есть право на протест, но против чего им протестовать? Кто может быть недоволен человеком, который привозит на поля лимонад?
— Спасибо, — сказала она, продолжая улыбаться. — Я расскажу об этом в штабе, — Она направилась к двери. — Спокойной ночи, папа, — попрощалась она и покинула комнату.
Аманда взлетела на верхний этаж, не чувствуя под ногами ступенек. Все устроилось. Насилия не будет. В сущности, отпадет необходимость в профсоюзе. Если бы каждый землевладелец был таким, как ее отец, и доставлял лимонад на поля, рабочим не надо было бы организовывать профсоюзы.
Аманда разделась и, все еще улыбаясь, легла в постель. Завтра она заставит этого противного профессора Монтгомери проглотить его собственные слова. Будет ли разочарован Уитни? Ему не выгодно привлекать внимание газет к человеку, который платит сборщикам по высшим расценкам и доставляет для них на поля лимонад и еду. Теперь можно не бояться идти в штаб завтра. Она в безопасности — ее защитил отец, который, что бы о нем ни говорили, был хорошим человеком.
Она заснула, даже не вспомнив о Тейлоре. И она не проснулась, когда тот в три часа ночи с туфлями в руках прокрался по ступенькам наверх.
— Лимонад! — кричал на нее Хэнк. — Ты рисковала своей жизнью, приходя сюда, из-за лимонада!
Как только она вошла в штаб, Хэнк схватил ее за руку и потащил в каморку, где хранились швабры. Теперь он стоял, глядя на нее сверкающими от гнева глазами, крича так, что на шее выступили жилы.
— И зачем прятаться здесь? — спокойно спросила она. — Ты так кричишь, что всем все слышно.
— Мне наплевать, кто там меня слышит! Какого черта, Аманда! Чего ты сюда пришла?
Аманда попыталась открыть дверь, но Хэнк ее запер.
— Я не останусь здесь, чтобы выслушивать твои оскорбления.
Он схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.
— То, что сказал твой отец, хуже любых оскорблений. Он солгал тебе, Аманда. От первого до последнего слова. Если бы он хорошо обращался с рабочими, мы бы сюда не приехали.
— Об этом я и пытаюсь тебе сказать. Насилия не будет. Можешь сказать своим друзьям, в том числе этому ужасному Уитни, что можно разъезжаться по домам. Пусть он пугает какого-нибудь другого землевладельца.