Едва Котов замолчал, я услышал голос господина ректора.
— У меня вопрос к обвиняемому. Алексей, встаньте и ответьте. Вы понимаете, как надо было поступить?
— Да, господин ректор. На оскорбления дворянину должно отвечать не кулаками, а оружием, которым для одаренного является его дар. То бишь сделать официальный вызов на дуэль и по согласию сторон решить вопрос в удобное для всех время.
— То есть, господин Соболев, вы фактически признаёте себя виновным?
Интересное дело, я должен сам это сказать. Всем было понятно, что Богдан поступил бесчестно, но я-то тоже! Так что по всему выходило что я виновен, он тоже, но судят-то не его сейчас. Так что дело плохо, да еще и этот вопрос от ректора.
Вообще я могу не отвечать, это же не прокурорский допрос, могу и отмолчаться, но Владимир Орлов внимательно посмотрел на меня и снова спросил:
— Господин Волков, что говорит уложение о чести дворянской о совести?
— То, что дворянин, а тем более одарённый тем и отличается от низших сословий что первым делом должен руководствоваться совестью.
— Отлично, молодой человек. Так и отвечайте по совести, — вот ведь старый хрыч, он точно меня утопить хочет. Признание — царица доказательств, вроде бы так говорят. Но делать нечего.
— Да, господин ректор, я признаю себя виновным.
Услышав это Борис Волков заулыбался, дело было сделано.
Но для него, а не для ректора. Тот увидел его улыбку и обратился к московскому оберпрокурору так сухо, что тот моментально сменил морду лица на встревоженную.
— То, что этот молодой человек признал себя виновным еще не значит, что он виновный и что вообще есть вина. Господин Котов, вам как адвокату господина Соболева есть что мне сказать, как я понимаю?
— Да, господин судья, я хочу обратится к князю Волкову не как к обвинителю, а как к главе рода Волковых. Вы позволите?
— Я позволяю, — ответил ректор.
— Спасибо господин ректор. Но прежде я прошу удалиться из зала всех посторонних или нам самим перейти в комнату для переговоров.
Ректор окинул взглядом зал и сказал:
— Да, господин обвинитель, господин адвокат, обвиняемый и глава его рода князь Григорий Соболев, следуйте за нами. Анонимные судьи встали и молча последовали за ректором который вышел первым, вслед за ними потянулись и все остальные.
Это была небольшая комната, где всем присутствующим даже кресел не хватило. Поэтому сели только безымянные судьи, остальные остались стоять, а Котов сказал:
— Я как официальный защитник господина Соболева предлагаю всему роду Волковых сделку.
— Какую? — немного опешив спросил Борис.
— Вы снимаете абсолютно все обвинения против как Алексея Соболева, так и Валерии Котовой, а мы в ответ не будем предъявлять обвинение Богдану Волкову в попытке предумышленного убийства. Господин ректор, взгляните на это, позвольте мне пригласит сюда профессора Нахааша.
— Позволяю.
— Спасибо, — отозвался Котов и обратился к князю Григорию:
— Ваша Светлость, могу я вас попросить позвать профессора, мне как адвокату нужно постоянно находиться при Алексее.
— Да, конечно, — ответил Григорий Андреич, — сейчас.
Вскоре он вернулся с профессором, и Василий Котов с помощью Нахааша нанёс свой самый главный удар — в ход пошла уже информация о том, с какой силой на меня направил Богдан своё воздействие.
И там всё было очевидно, Котов настоял на том, чтобы московский оберпрокурор применил свой дар к Нахаашу для того, чтобы все были уверены, что тот говорит правду, и все услышали это:
— Во время инцидента в ресторане «Авантюрист», Богдан Волков произвёл на Алексея Соболева магическое воздействие такой силы, которое с гарантией сто процентов убило бы любого другого мага. И Богдан Волков пытался это сделать еще дважды.
— Ваша светлость, — обратился Котов к Борису, когда все переварили сказанное, — повторяю моё предложение. Вы снимаете все обвинения, а мы не выдвигаем обвинение в попытке убийства.
— Я согласен, господин адвокат. — Затем Волков повернулся уже к ректору, — я снимаю все обвинения с Алексея Соболева.
Ректор переглянулся с безымянными судьями, те синхронно кивнули, и Владимир Орлов ответил:
— Хорошо, в таком случае нам необходимо вернуться в зал и огласить это публично, — и уже через несколько минут мы все были в зале. Неизвестные судьи сели первыми, затем московский оберпрокурор, а затем князь Григорий. Мы с Котовым остались стоять. Как и ректор.