— Пытайтесь, — сказала ее служанка Эмми, сжимающая тряпку пальцами. — Боритесь.
— Тужься, — настаивала повитуха. Женщина стояла у кровати, прижимала ладони к коленям Ревы, удерживая их разведенными. Она смотрела вперед, хмурясь. — Я что-то вижу.
— Что? Что там? — Рева приподнялась на локтях. Ручьи пота стекали по ее лицу. Все тело затекло, но ей было все равно. Ей нужно было знать.
Это был четвертый. Три года — четыре ребенка, три умерло. Двое умерли так рано, что их едва заметили, но дыры в ее сердце остались. Один прожил шесть месяцев, и она с ужасающей болью родила кроху, совсем не похожего на ребенка. От мысли о том существе желудок сжался. Она отогнала мысль и сосредоточилась на настоящем. Этот ребенок был первым, прожившим в ее утробе полных девять месяцев. Это был мальчик, она была уверена. Она назовет его Люциан в честь принца, которого знала, и матери Изабеллы, по которой она скучала каждый час.
Он будет весь в нее. Так было решено. Она знала, что у него будет смуглая кожа, сияющая на солнце, глубокие карие глаза, почти черные волосы, улыбка матери. Он будет Авалоном, даже если вырастет под именем Унна. Она уже решила, что ее сын не будет похож на ее мужа. У него не будет глубоко посаженных глаз, выпирающего лба. Нет. Он вырастет сильным и здоровым, но не жестоким, как его отец. Он не будет желать боя. Он будет мудрым.
Глупая. Эти мысли не помогали. Разве она не научилась на ошибках? Вязаная одежда и деревянная колыбель не использовались три года. Но она все думала наперед. Планировала. Шептала имя не рожденного ребенка, пока засыпала. Несмотря на страх в первые полгода, у нее были планы, она растила любовь в сердце. Она не смотрела на лицо повитуха.
А теперь посмотрела. И увидела мрачное выражение. Увидела сжатые зубы.
— Что там? — осведомилась Рева.
— Тужься, — сказала повитуха.
— Что видно?
Эмми убрала мокрую прядь волос ей за ухо.
— Тише, миледи. Помогайте всеми силами ребенку.
Почти день крови и толчков. Сил не осталось.
— Я слаба, — призналась Рева. — Вряд ли смогу дальше.
Ногти повитухи впились в колени Ревы.
— Ты можешь. Должна.
Страх вызвал адреналин, а с ним пришла и сила. Рева боролась с болью, тужилась. На ее плече была рука, между ног все сдавило, из нее вырвался крик. А потом она утихла и поняла, что родила. Она это сделала.
Она хотела откинуться на подушки, но холод пробежал по коже. Что-то было не так. Комната была тихой.
Рева села.
— Почему он молчит? Где крик?
Она смотрела, как повитуха укутывает беззвучного ребенка в простыни. Эмми бросилась к повитухе. Рева смотрела, как Эмми прижимает ладонь ко рту и качает головой. И эти движения, рука Эмми у рта, были кошмаром для Ревы. Комната уплывала. Сила пропадала, и она оставалась безжизненной. Она знала без ответов. Знала.
Слезы были в комнате, но не у Ревы. Эмми повернулась к ней, всхлипывая, извиняясь снова и снова. Рева подавила тошноту и головокружение и протянула дрожащие руки.
— Могу я его взять? Подержать сына?
Повитуха покачала головой.
— Это не сын.
Эмми вытерла слезы и взяла сверток у повитухи.
— Миледи, вам не стоит видеть.
Рева впервые ощутила ужас. Что она родила? Монстра? Он был кривым?
— Скажи, — прошептала она. — Если не покажешь, расскажи.
Эмми и повитуха переглянулись. И от этого слезы выступили на глазах Ревы.
— Как в прошлый раз, — поняла Рева. — Он родился не таким. Мертвым и не таким.
— Мне жаль, миледи, — подтвердила Эмми.
— Ты юна. У тебя будет время для детей, — повитуха прошла к рукомойнику и принялась мыть оборудование. Она вернулась и тканью и начала вытирать ноги Ревы. — У тебя еще будут.
Рева покачала головой.
— Больше нет.
Эмми шагнула к Реве с маленьким свертком в руках.
— Я… я похороню его. Я должна сделать это, пока лорд Унна…
Рева не могла смотреть на Эмми. Она не могла смотреть на комнату и смотрела на огонь, пока глаза пылали. Удар повитухи вернул ее в реальность, и она вытолкала все, чтобы повитуха залатала ее.
Проблема была в ней, она это знала. Она не подходила для этого. Ее целью было дать мужу наследника. Она не могла. Повитуха сорвала окровавленные простыни, Рева легла на бок и сжала живот. Он еще был опухшим, но ощущался пустым. Она была пустой изнутри, без эмоций, любви. Она лишилась четверых. Скольких еще заберут? Сколько раз ей нужно терпеть эту боль?
«Сил нет, — подумала она. — Я больше так не смогу».