Повитуха дала ей тоник от боли, еду для сил, двери ее комнаты распахнулись, и большие сапоги загремели по каменному полу.
— Где мой сын? — рявкнул Францис Унна.
— Он мертворожденный, милорд, — повитуха не прекратила свои дела, укрыла Реву шкурами и коснулась ее лба. — Ваша жена потеряла много крови и слаба. Ей нужно отдыхать. Это не место для мужчины.
У Ревы не было сил повернуться к мужу, но она знала его гнев. Ему было сорок пять, у него все еще не было наследника, чтобы передать титул, что три года назад ему подарил король. Его волновал только наследник. Он хорошо обходился с ней, пока Рева была беременна. Давал отдыхать в постели. Обеспечивал лучшую еду, лучших целителей для нее. С каждой потерей он становился все холоднее. Когда Рева не была беременна, он был жесток. Он пил слишком много. Он ругал ее за скуку. Он ходил к другим женщинам.
И бил ее.
Даже вздох не вовремя мог вывести Франциса Унну из себя. Он не собирался унижаться из-за жены. Рева была его вещью, подаренной королем. Ей нельзя было оскорблять его, вздыхая ему в лицо или переча ему. Рева не отвечала ему два года. Она не хотела избиений. Люди Ланты звали ее «нежной леди» из-за ее тихого и милого поведения. Рева была другой раньше. Она была смелой, дикой и быстрой. Она бегала с принцем Лукой по замку, и волосы были распущенными и спутанными.
Она робко посмотрела на лорда Унну, не понимая, куда пропала та девочка. Рева ощущала себя пустой, избитой, изломанной, и было больно даже дышать.
— Простите, милорд. Я снова вас подвела, — пробормотала Рева.
Францис шагнул к ней, Рева закрыла глаза. Она ощутила, как его лицо оказалось рядом с ней. От него гадко пахло элем.
— Зачем ты мне? Я женился на тебе ради наследника, но ты убила четверых сыновей.
— Лорд Унна… — вмешалась повитуха.
— Тихо!
Рева открыла глаза от его крика. Его лицо исказилось от гнева. Она увидела, как его рука взлетела и сжала ее шею. Ее глаза расширились от шока, он давил на ее горло. Повитуха бросилась к ним, попыталась убрать его руку. Рева смотрела в его гневные глаза.
Он отпустил ее. Рева глубоко вдохнула, а ее муж сжал кулак. Он еще не выплеснул гнев.
— Милорд, вы правы. Я подвела вас, и этот позор будет со мной до конца жизни, — сказала она хриплым шепотом. — Но вам стоило его видеть. Он был прекрасным. У него были ваша сила, ваши глаза. Он был идеальным, был бы еще лучше, если бы бог дал ему первый вдох. Я рожу вам сына, и он выживет.
Кулак разжался, лорд Унна смотрел на жену. Рева тихо выдохнула с облегчением, муж развернулся и ушел.
— Ложь была умной, миледи, — сказала повитуха.
— Вы не одобряете? — спросила Рева.
— Нет. Мужчине нужно это слышать. Но будет сложнее с родами в следующий раз.
— Да, — сказала Рева. — Будет, — она замолчала. — Мой сын был… кривым?
Повитуха напряглась. Она убирала инструменты в кожаную сумочку. А потом подошла и посмотрела на Реву.
— Да, миледи.
— Его кожа…?
— Да, миледи.
Рева сдерживала слезы, они жгли горло.
— Я могу доверять вам?
— Да, миледи, — старушка не отводила взгляда. У нее было открытое лицо в морщинах возраста. Рева считала это лицо честным. — Я не расскажу, — женщина продолжила убирать инструменты. — Я приду завтра. Отдыхайте, спите, чтобы набраться сил и восстановиться, — она добавила после паузы. — Не стоит так говорить, но я должна, если буду хранить ваш секрет. Я приняла сотни родов. Может, десяток не смогли вдохнуть. Были и кривые. Порой бог выбирает разные пути для ребенка, порой бывает сложно. Но я не видела такого ребенка, как ваш. Жаль это говорить. Простите, что пугаю. Ребенок был монстром. Лучше ему не жить.
3
Король Давэд
Давэд ненавидел это путешествие. Каждый шаг не радовал. Лестница была долгой, опасной, извивалась в узкой башне. Ее звали Всевидящей башней, хотя Давэд не знал, кто придумал название. Он знал, что в башне раньше были стражи. Потом она стала тюрьмой. Теперь название имело другое значение. Башня была самой высокой из семи башен крепости Несры, вид простирался на мили, было видно Море королей. Хотя житель башни не выглядывал. Она предпочитала окна закрытыми.
Суставы болели от каждого шага. Давэд не был старым, но уже уставал, когда поднимался по башне, но еще помнил силу и ловкость, какие у него были. Давэд был с армией, пока Матиас не подрос, сражался вместе со своими людьми, подавляя мятежи менти. Он никогда не хотел боя, как бывало с некоторыми, но ему хватало сил и воли, чтобы стоять рядом с остальными во время войны. Те сражения оставили отпечаток на его теле, хоть он и не хотел признавать этого.