— Ты когда-нибудь там была?
— Нет. Зачем?
Бак, наверное, должен был завести этот разговор, как только он встретил Карли перед ланчем, но перспектива приятного времяпрепровождения была слишком привлекательна. Карли была в хорошем настроении, разговорчива и весела, и Бак решил, что дело, особенно такое, как это, может подождать.
— Я звонил в службу социального обеспечения по поводу удостоверения. Они собираются прислать мне копию этого документа. Мы получим его через пару недель. Но я узнал, что он выдан в Луизиане.
— Это они сказали тебе?
— Нет, каждый штат имеет свой собственный шифр. Твой код 4-3-7, он присвоен Луизиане.
Карли поставила ноги на сиденье, подтянув колени к груди.
— Разве у меня такое произношение, как у жителей Луизианы?
— Нет, ты разговариваешь так, как будто ты ниоткуда. Но это не так уж необычно. Человек может сделать сознательное усилие и преодолеть акцент. Или потеря акцента может случиться, если человек подвергается влиянию носителей других диалектов. — Единственное, что не вызывало у них сомнений, что Карли приехала в штат Вашингтон три года назад. Либо из штата Монтана, как был уверен Бак, либо из Техаса, как полагала Карли, или, быть может, из Луизианы, как подтверждала карточка службы соцобеспечения. Но откуда бы она ни приехала, она могла за эти годы избавиться от любого акцента, если он у нее был.
— Луизиана, — пробормотала Карли. — Я не против оказаться оттуда. Мне нравится южная пища. Я люблю Новый Орлеан. Я неравнодушна к старым южным особнякам. И я люблю воду… — Она улыбнулась. — Да, я не будут переживать, если окажусь из Луизианы.
— Но если это так, почему ты сказала своим друзьям в Сиэтле, что ты из Техаса? Почему ты указала в своей анкете, что получила образование в Техасе?
— Может, я скрывалась от кого-то?
— Да. От меня.
Угрюмый взгляд Карли теперь напоминал его собственный.
— Лора не убегала от тебя, Бак. Она наказывала тебя.
Карли оперлась подбородком на колени и мрачно смотрела на шерифа.
— Что ты хочешь от меня, Бак? Чтобы я сказала: «О'кей, я Лора»? Сказала, что ты прав, а я нет? Что я останусь для тебя Лорой? Но тогда как насчет свидетельства о рождении? Ведь оно говорит, что я — Карли Джонсон, первый ребенок Марка и Хелен Джонсон из Далласа, штат Техас. Как ты объяснишь это?
— Здесь даже не о чем говорить. Все, что говорит свидетельство о рождении — это только то, что на свете появилась некто Карли Джонсон, дочь Марка и Хелен Джонсон из Далласа. Там нет твоей фотографии. Там нет твоих отпечатков пальцев. Там нет ничего, что доказывало бы, что в этом документе речь идет о тебе.
— Ты же не принимаешь фотографии, как доказательства, — растерянно прошептала Карли. — Я показывала тебе их.
— Ты показывала мне две фотографии, сделанные десятки лет назад; люди на них изменились до неузнаваемости.
— Но неужели тебе не бросилось в глаза сходство между маленькой девочкой и мной? — настаивала Карли; голос ее стал резким от обиды. — Почему ты его не хочешь замечать?
Бак задумчиво посмотрел на нее, потом ответил:
— Вероятно, ты видишь сходство потому, что это много значит для тебя. Потому, что ты хочешь быть Карли. За три года ты привыкла к этим фотографиям и не хочешь понять, что ты привыкла к чьей-то чужой жизни.
К чужой жизни? Карли всегда и везде носила с собой эти две фотографии. Она плакала над ними. Она утешала себя, что у нее была красивая мать и симпатичный отец, и они, вероятно, сильно любили друг друга. Даже если она осталась одна, даже если они умерли, и образы их стерты из ее памяти, у нее есть фотографии и сознание их любви.
Теперь же Бак говорил ей, что это — чужие люди, чужая кровь, чужая жизнь… О Боже, она не могла больше выносить это…
Вскочив на ноги, Карли сдернула свой жакет с крюка и дрожащими руками надела его. Бак встал и обошел вокруг стола.
— Карли, извини меня, — пробормотал он, стараясь удержать ее за руку. — Я просто, как шериф, проанализировал все версии.
— Оставь меня! — Слезы брызнули у Карли из глаз, она пыталась освободиться, уйти от шерифа, из полиции прежде, чем разрыдается. — Я не хочу с тобой разговаривать!.. Не хочу! Отпусти меня!
— О, черт, я не хотел расстраивать тебя, милая моя…
Наконец Карли освободилась и сделала шаг назад. Слезы текли по ее щекам. Бак стоял там же, такой растерянный и сердитый на самого себя, так сильно переживающий; но он не сделал ни одного движения к ней. Она была свободна, могла беспрепятственно уйти. Но, несмотря на свое горе, Карли поняла, что не хочет расстаться с ним из-за нескольких причинивших ей боль слов. Но она не могла больше терпеть то, что он говорил.