Она положила руки на клавиши и зазвучала тяжёлая и тревожная мелодия. Тут же в неё вступила скрипка, как бы усиливая гнетущее ощущение. Вся мелодия была наполнена какой-то трагичностью и тяжестью, какие испытывает человек, переживающий болезненный жар. Фортепиано звучало то быстро, то медленно, то ритмично, то сбившись с ритма. Оно то выстукивало пульс больного человека, то оставалось на самом краю, пока скрипка тяжко и удушливо тянула свою партию. Эрика играла твёрдо и самозабвенно, ведя главную партию, словно манипулируя скрипачом. В её движениях читалась холодность и какое-то давление, а Алекс со скрипкой в этот момент выглядел так, словно кто-то выжимал из него все силы. Но фортепиано продолжало наступать, а публика смотрела на этот дуэт с вниманием и тревогой. Эрика давила и давила на клавиши, мелодия текла и сковывала всех, кто к ней прислушивался.
Наконец, Эрика вывела последние ноты, и в кают-компании всё смолкло. На лице девушки царило отстранённое выражение безразличия, с которым она повернулась к лейтенанту со скрипкой.
— Хороший аккомпанемент, — сухо подвела итог она. — Не каждый может сыграть «Горячку» по памяти и не сбиться. Девигцев написал этот этюд, когда его дочь была больна чахоткой. Поэтому он такой…нервозный. Вам так не кажется, лейтенант?
— Это очень…сильное произведение… — хрипло вымолвил тот.
— Нда, — Кайнди повернулась к залу, обнаруживая, что только она тут ведёт непринуждённую беседу о музыке, в то время, как остальные не могут понять, что им делать — аплодировать или всё же не стоит. — Но мы заболтались, дорогой аккомпаниатор, а зал начинает скучать. Давайте сыграем что-нибудь лёгенькое, из Кисаноссе. К примеру, этюд № 32 «Мечты в облаках».
— Да, неплохой этюд, — Алекс пришёл в себя и взял скрипку на изготовку.
Эрика улыбнулась своим мыслям о том, как поставила на место этого ухажёра и офицеров, а затем положила руки на клавиши и снова принялась играть.
Эта композиция была лёгкой и солнечной, как летний день, когда по небу бегут кучеряшки облаков, а солнце светит ясно и беззаботно на небольшой берёзовый лесок. Фортепиано играло здесь меньшую роль, создавая мелодичные переливы ручейка или реки, что плещется рядом, а скрипка мягко парила над людьми, пытаясь достать до неба, в котором медленно и счастливо плывут, плывут, как парусники в далёком море, облака. Она навевала мысли о чём-то добром и родном, простом и желанном, как летний день, свобода, мир, тишина. Даже река бы не нарушила этой тишины. Эрика спиной чувствовала, как офицеры за её спиной расслабляются, кто-то из них вздыхает и кашляет, кто-то откидывается в кресле, которое скрипит кожей, кто-то подходит к окну и смотрит в небесную гладь, по которой тоже бегут облака. И всем становится хорошо на душе. Люди улыбаются своим мыслям, воспоминаниям о доме или детстве, мирному времени, которое было в их жизни. А облака всё плыли, а между ними лёгким ветерком проплывали мечты.
В этой композиции финальная нота оставалась за скрипкой, которая обрывалась на мгновение, а потом улетала дальше, словно человек отпустил всё земное, а его мысли отправились лететь по миру. Когда инструменты замолчали, в помещении раздались аплодисменты и возгласы одобрения. Слушатели были впечатлены игрой, и теперь просили исполнить что-то ещё. Эрика была не против порадовать их ещё парой этюдов, которые они могли исполнить вместе с Алексом, поэтому уже скоро зазвучала новая мелодия.
***
— Вебер, — Эрика обратилась к альбиносу. Они сидели в кают-компании для офицеров и играли в шахматы. Партия шла очень медленно, без особой спешки. Пешечные цепи Эрики сковывали попытки Веба прорвать оборону, но и сами очень медленно продвигались вперёд. — Мне вдруг стало интересно, почему от меня так легко отказались в разведке. Ведь, как-никак, а я была не самым плохим агентом среди имперской знати. В Дрёмме наша сеть должна была собирать информацию о постройке новейших эсминцев для Флота Открытого Неба, которой руководили крупные промышленники. То задание, на котором мы встретились, заключалось в том, чтобы устранить одного из них и подбросить улики о вине другого. Империя бы начала продолжительное расследование, снимая высоких людей с постов, а в это время активисты на заводах и среди преступного мира должны были организовать забастовки и беспорядки.
— Так это люди короля хотели убрать Бада с металлургического завода? — припомнил мужчина.
— Да, это бы спровоцировало людей на заводе.
— Двадцать тысяч за голову одного из самых сильных лидеров? Хорошо, что я не настолько продешевил, — улыбнулся он. — А твои бывшие боссы не очень понимают, сколько стоят услуги наёмников.
— Это дело должно было достаться мелким сошкам или тем, кто лично не любил стальноголовых…
— Идейность, — с отвращением протянул Веб. — В нашей работе она только мешает. Создаёт ненужные сомнения и суету.
— Возможно, ты прав, — с некоторой досадой согласилась Кайнди. — Но без веры в правое дело в разведку не идут.
— Согласись, работать за деньги намного приятнее? — Вебер убрал с доски съеденную фигуру.
— А нас могут перекупить?
— Нет, этот принцип нерушим. Выполняем задание, получаем деньги, берёмся за новое. Новый наниматель может быть любым, но не раньше, чем мы закончим с предыдущим.
— А если это будет вопрос жизни и смерти?
— Хм, — Веб задумался, рассматривая доску, на которой для его слона сложилось опасное положение. — Лично я бы не стал менять нанимателя. Деньги надо отрабатывать до конца.
— Ты ценишь деньги выше жизни? — пешка Эрики съела слона.
— Нет, это вопрос профессиональной этики. Один наниматель — одна работа, — Бернелли сделал ход конём, поставив под удар ладью белых. — Мы, Стрелки, можем свободно выбирать для себя работу. Мы даже можем выступать за враждующие стороны и столкнуться на одном поле боя, как враги, но мы прекрасно понимаем, что это — просто работа. Не подвиг во имя Короля или Отца, не вопрос убеждений, а просто работа, за которую нам платят. Если мы будем предавать своих нанимателей, то грош нам цена.
— Разве в Союзе так много заинтересованных в том, чтобы были те, кто выполняют грязную работу?
— Хватает. К примеру, Синод. Им нельзя вмешиваться в гражданские или корпоративные конфликты своими орденами, поэтому найм сторонних исполнителей для них — обычное дело.
— Кстати, об этом, я сейчас читаю Книгу Добродетелей…
— Хм…И как тебе?
— Там есть довольно интересные мысли.
— Советую быть осторожнее с этим. Как там было сказано? “Нет добродетельных людей, есть людские Добродетели…”?
— Да, именно так.
— Сестринства и Братства охраняют не людей, а свои постулаты.
— Да, я понимаю. Я уже слышала о восстаниях в разных колониях.
— Интересно мне знать, сколькие из них были спровоцированы Синодом ради их “Высших целей”?
— Этим вряд ли занимаются наёмники, тут важна идейность.
— Да, чёрт возьми…
Медленное путешествие на Офелии продолжалось уже 6 дней. За это время они не встретили ни одного патрульного корабля Империи или королевский рейдер. Особых дел за это время тоже не нашлось, поэтому Стрелки большую часть времени находились без дела, разбавляя рутинное путешествие имеющимися на борту настольными играми, книгами и разговорами. И сейчас, раз уж разговор зашёл об идейности, Эрика решила поделиться теми подозрениями, что были у неё в мыслях с недавних пор.
— Так вот, к чему это я, — она внимательно присматривалась к расположению фигур. — Почему мною пожертвовали? Почему они не попытались меня вывезти или увести в подполье?
— Ну и, какие у тебя мысли на этот счёт?
— Я думаю, что это было частью чьей-то большой игры в столице. В королевстве, как я знаю, тоже не всё так спокойно, как кажется. Низы устали от войны, а верхи никогда не могли договориться между собой. Король Генрих IX уже не молод, хотя и полон сил и решимости вести войну дальше…