Как только геликоптер оторвался от палубы, Эрико ощутила сильную тряску. Полёты на корабле и на этой скорлупке с винтами были двумя большими разницами. И, если ей дадут выбирать, то она предпочтёт корабль, а не это хрупкое и гудящее нечто. Чтобы справится с тряской и волнением, Эрика стала читать литанию, перебирая чётки на запястье. Многие сёстры вокруг неё делали то же самое. В этот бой она не стала брать свою винтовку, ограничившись дробовиком и автоматическим пистолетом.
— 20 секунд до цели, приготовиться! — объявил пилот, и внутри у Эрики всё сжалось. Вот сейчас начнётся настоящая работа. Не показательные стрельбы в тире, а незрелищная, но кровавая мясорубка. Высадившись на верхнюю палубу в корме корабля, они направились к люкам, ведущим в чрево эсминца.
В отличие от Офелии, тут надстройка располагалась в корме, возвышаясь над корпусом на несколько десятков метров. Сюда вели несколько люков, один из которых, ведущий в эту самую надстройку, которую они вскрыли при помощи взрывчатки.
И буквально сразу их встретил огонь команды эсминца, которая не собиралась сдаваться в плен. И даже вид сестёр, закованных в латы и уничтожающих всё на своём пути, не пошатнул их уверенность. Эрика знала, что во Флоте Открытого Неба слабовольных не жалуют, поэтому сопротивление, на которое они наткнулись, было ожидаемым.
К её удивлению, самым активным, кто рвался в бой, были не сёстры, а Зигфрид. У него не было огнестрельного оружия, но противопульная броня, в которую он был одет, позволяла ему подойти в упор и начать кромсать матросов налево и направо. И это всё больше стало походить именно на ту бойню, которую рисовало сознание Эрики перед абордажем.
Но это было уже не так важно. “Мораль — это хорошее слово, которое есть где-то там. Здесь же ей не место, так что прочь эти мысли, помолиться и в бой!”
Прорываясь через тесные коридоры корабля, Эрика и Зиг в компании двух сестёр шли на капитанский мостик, что был в середине надстройки. По пути они успели зачистить радио-рубку, и вынести оттуда кодовые книги и журнал сообщений. Просмотрев последние отправленные сообщения, Эрика прочитала, что о встрече с Офелией экипаж успел доложить, но маскировка под корабль Королевского флота сделала своё дело, и теперь имперцы будут гоняться за несуществующим чудовищем. Забрав всё, что могло представлять ценность для Союза, они направились дальше.
Вебер и Игги высадились в носовой части со своим отделением сестёр, и быстро перешли к зачистке непосредственно трюма. Это была не первая операция Вебера на корабле, так что он чувствовал себя уверенно. Но об осторожности не забывал, предпочитая давать место для героизма последовательницам Отца. Пару раз они попадали под сильный огонь в длинных галереях эсминца, но тяжёлое вооружение и огнемёт прокладывали дорогу уверенно и без лишней возни. В какой-то момент Вебер даже стал испытывать лёгкое боевое возбуждение. Вот это было в его понимании тем, на что стоило тратить жизнь. Не на бумажную работу в каком-нибудь бюро, а вот на это. На то, чтобы играючи рисковать своей и чужими жизнями, поймав на миг кураж и жажду крови. В голове его крутился какой-то простенький мотив, под который он пытался подстроиться, когда отстреливался от матросов, прячась за прочными переборками. Игги не мог не заметить волнения Бернелли, но ничего по этому поводу говорить не стал. Он и сам не без удовольствия занимался этой работой.
Захват корабля занял около получаса. За это время большая часть команды была убита или взята в плен. Коммодор, получив сообщение о выполненной миссии приказала оставить эсминец и возвращаться на Офелию. Эрика не видела, но слышала, как главный калибр Леди расправляется с покинутым кораблём, оставленным на произвол судьбы. Видимо, Генриетта не хотела оставлять своих людей без участия, и приказала расстрелять имперскую скорлупку, с чем те успешно справились уже после возвращения абордажной команды.
— Ну, как ты? — поинтересовался Вебер у Эрики, когда они вернулись в трюм.
— Нормально. Думала, что будет хуже, — с лёгким волнением ответила та. — Не пойму только, зачем она отправила нас вместе с сёстрами…
— Думаю, просто проверяла, — махнул рукой Веб. — У флотских в этом отношении какой-то пунктик. Но это было даже хорошо, а то мы и впрямь стали покрываться пылью в этих стенах.
— Н-да уж…
— Думаю, мы хорошо справились.
Сумки с собранными документами у них взяли матросы, чтобы предоставить капитану, а им самим было приказано сдать оружие обратно в арсенал и отдыхать, до тех пор, пока коммодор Максимилиан не сочтёт нужным вызвать их к себе или дать новое задание.
Эрика и Веб с большим удовольствием подчинились этим указаниям. День подходил к концу, солнце опустилось за горизонт, и в темноте ночи Офелия пересекла линию фронта и оказалась на территории Королевства.
***
“Всякой вещи есть своё имя. И зная его, ты подчинишь себе вещь…” Эрика задумалась над прочитанной фразой. Она уже заметила, что жители Союза говорят о многом очень прямолинейно. К примеру войну и то, что с ней связано. “Как бы назвали Вольных стрелков в Сфорца? Официальную организацию, которая специализируется на решении грязных вопросов?” На ум ничего такого не приходило. Ни в империи, ни в королевстве подобных организаций просто не могло быть. Вернее, они-то, может быть, и есть, но произносить их названия вслух вряд ли кто-то захочет. У правительства на этот случай были шпионские сети, у криминалитета — банды. А у простых людей частные детективы, но только в рамках закона. В Союзе же этот вопрос решался куда проще. Наёмники были наёмниками хоть на светском рауте, хоть в церкви, хоть в придорожном кабаке.
Точно также дело обстояло и с церковными орденами. Эрика уже успела узнать от сестры Жустины о том, что есть боевые и небоевые ордена Отца Основателя. Кто-то из них занимался благотворительностью, кто-то трудился на благо науки, были среди них врачи и проповедники, воспитатели детей и фермеры. И, пожалуй, только военные ордена стояли особняком от прочих. Не вмешиваясь в гражданские дела, они занимались поддержкой церкви и населения при помощи огня и стали. Их было не так много, как могло бы показаться. По 3 ордена на Сестринства, и по 3 на Братства. Они не вмешивались в политические игры или бизнес, которые зачастую подразумевали под собой друг друга в Союзе. Они не приходили за инакомыслящими в ночи и не тащили их в казематы. Они приходили только тогда, когда стране грозила религиозная война, которую разжигал какой-нибудь “просветлённый”, смутивший народные массы обещаниями лучшей жизни, идущими вразрез с учением о добродетелях.
“Нет добродетельных людей, есть людские добродетели” — так гласил один из постулатов учения. Каждый при жизни в чём-то виновен, просто одни больше, а другие меньше. Однако, был и другой постулат, который был главным девизом одного из врачебных орденов — “Жизнь нельзя заслужить, лишь оправдать”. Вопрос жизни и смерти вообще занимал отдельное место в этой системе. Первое должно было восприниматься, как дар свыше, который даётся каждому, и все в этом равны. Но вот в вопросе смерти люди были различны. Согласно Книге Добродетелей, человек получал такую смерть, какую заслужил своими поступками при жизни. Как пояснила Жустина, смерть была итогом всей жизни человека, всех его выборов, решений, суждений и прочих вещей. Смерть была одновременно и окончанием жизни, и её последствием. На вопрос Эрики о том, что ждёт человека после смерти, сестра лишь пожала плечами.
— Не знаю, — честно сказала она. — Наверное, каждый получит то, во что верит. Это было бы логичнее всего.
Как и думала Эрика, в учении Отца не было как такового дуализма мира. Семь Добродетелей — Свобода, Осознанность, Щедрость, Отвага, Справедливость, Трудолюбие и Счастье, — не имели в этой системе прямых антагонистов. Главная добродетель, Свобода, подразумевала свободу выбора, которая есть у каждого, даже у раба. Все остальные скорее подводили человека к наиполнейшему пониманию свободы, как таковой. Осознанность заключалась в понимании своего выбора и его последствий. К Щедрости относили не столько привычное Эрике понятие о хлебосольстве, сколько возможность подарить человеку свободу. Отвага была нужна, чтобы принимать последствия. Справедливость означала, что по сути каждый свободен настолько же, насколько и остальные, если он сам себя не ограничивает. Трудолюбие было тем самым двигателем, которое приближал человека к реализации его потенциала. Счастье же замыкало этот круг. Свободный человек — Счастливый человек. Это работало и в обратную сторону. Звезда с семью лучами была символом веры в Добродетели и Отца. Она могла иметь несколько похожих дизайнов, но самым распространённым был вид из тонких лучей, расходящихся из общего центра. Такая сейчас была на чётках, что подарила Эрике канонисса Женевьева.