Сёстры же, напротив, были спокойнее и сдержанее в повседневной жизни, но более фанатичны и верны своим идеалам в войне. Они олицетворяли дух человека. Способные на исключительное самопожертвование и отвагу в трудных моментах, в спокойное время они предпочитали пребывать в гармонии с собой. Они тоже могли сжечь мир в пламени. И сделали бы это даже с большей охотой, заметь они признаки отступничества в нём. Но и дать жизнь новому миру они бы могли с большей охотой нежели Братья.
Sacris solemnis juncta sint gaudia
Corda et voces et opera
Recedant vetera, nova sint omnia
Sacris solemnis gaudia…
Эта песня раздавалась в святилище на территории Сестринского монастыря, что находился здесь. Эрику и Амелию спокойно пропустили внутрь, и, со звуками хорового пения, они смогли успокоиться. Здесь тоже была своя публика, которая слушала пение Сестёр. И сердца присутстсвующих наполнялись радостью и спокойствием, а душевные раны залечивались. В числе поющих была и сестра Жустина, которая заметила их и едва кивнула. После исполнения хор разошёлся, а Жустина подошла к ним.
— Рада видеть вас в добром здравии, — с улыбкой проговорила она. — Как ваши дела на земле?
— Всё в порядке, спасибо, — в ответ улыбнулась Эрика.
— А как ты, юное дитя? Как твои раны?
— Лучше, спасибо, — тихо проговорила Амелия. — Доктора очень помогли мне…
— Верно, но ты и сама приложила немало усилий, чтобы вернуть себе силы. В твоём маленьком теле кроется большая душа и сила к жизни.
— Сестра Жустина, у Вас есть время на разговор?
— Да, конечно, тренировки начнутся только через час, так что сейчас я могу уделить Вам немного времени…
— Пока мы тут, хотелось бы прояснить один момент, который волнует Амелию.
— Конечно, с радостью отвечу на её вопросы. Что тебя тревожит, дитя?
— В общем, — девушка замялась. — Можно ли стать духовной сестрой для кого-то не родного?
— Да, вполне. Ведь в Сестринстве всё так и есть чаще всего. Мы — духовные сёстры друг для друга, не взирая на наши кровные узы.
— Вот как. А если не состоять в Сестринстве?
— Это тоже возможно. Я так понимаю, это относится к госпоже Эрике, так ведь?
— Д-да. Просто она была так заботлива и ласкова ко мне, она поддержала меня в трудное время, а теперь мы с ней в одной команде Стрелков…
— Понимаю, но дело в том, что узы Сестринства — это очень серьёзная ответственность. Нельзя просто так создавать их, если не уверена в своём выборе и не готова нести за него ответственность.
— Если Вы думаете, что это — ветренное решение, то это неправда. Я много думала об этом во время медитаций в храме, долго взвешивала это решение в размышлениях. Я уверена в своём выборе и в себе!
— Хорошо, если это так, но что думает сама госпожа Кайндхарт об этом акте?
— Хм, — Эрика поняла, что настал её черёд говорить. — Я понимаю порыв Амелии. И мы обсуждали его. Но я не до конца уверена в своём решении. Могу ли я давать такой обет, могу ли быть с ней духовной сестрой? Я бы хотела подождать, пока не буду уверена в это больше.
— Вот как. Это мудро. Обет может принять любая Сестра из любого ордена, так что я бы тоже не спешила с этим, — задумчиво проговорила Жустина. — Милая Амелия, ты ведь сможешь дождаться госпожу, если это и впрямь твоя сестра?
— Да, конечно.
— Ты сможешь вытерпеть это ожидание, чего бы оно тебе не стоило?
— Да.
— Значит, ты точно дождёшься. И, в назначенный час, сможешь назвать её своей старшей сестрой.
— Понимаю. Хотя…это и будет трудно…
— Конечно. Ожидание в неведении — это самое трудное в нашей жизни. Спокойно ждать, когда от нас ничего не зависит, могут немногие.
Они медленно вышли из храма и пошли в сторону ворот монастыря.
***
Утром все члены команды Вебера собрались в общей гостинной ого номера, где они снимали комнаты. Веб был в прекрасном расположении духа, не так давно расставшись с красоткой в борделе. Эрика и Амелия завтракали настолько чинно и благородно, что альбинос поначалу не совсем понял, куда он попал, и что тут делают две светские леди. Игги выполз из своей комнаты, жалуясь на головную боль и ища взглядом то, чем можно было бы снять похмелье. А Зигфрид зашёл последним, пошатываясь. Вид у него был побитый, но лихой и гордый. В холодильнике он нашёл лёд и приложил к фингалу, что красовался у него под глазом. Обмен историями они решили отложить до той поры, пока Рокассио не будет готов слушать, Веб не выпьет, Эрика и Амелия не доедят, а Зиг не разберётся с кровоподтёками на лице.
Глава 9, в которой Рокассио попадает в капкан жизни, а лёд приходит в движение
— Веб, все мы однажды попадаем в то, что я называю “капкан жизни”… - Рокассио задумчиво рассматривал содержимое своего бокала, не поднимая глаз на Бернелли. — Мы все как-то уверены, что стоит нам переехать в другой город, найти новую работу, то можно будет начать всё с нуля, с новыми людьми, влюбиться, найти новый смысл… — он отпил пива. — Но нет. Это так не работает…
Перед ними на столе лежала бумага, которая и была причиной данного разговора. Белый знал, что написано в письме, знал это и Рокассио, которому данное послание и было адресовано.
— Рок, я всё пойму, и ребята, я уверен, тоже…
— Не стоит, Веб, я не хочу уходить, опустив голову, как побитая собака, которую ждёт место на живодёрне. Мы ведь не для того с тобой столько прошли.
— Понимаю. И когда?
— Может на следующей работе или ещё когда. Ты же сам понимаешь, что мне не много надо. Оно, конечно, неприятно, но всё же лучше, чем так, как здесь написано, — он поддел бумагу ножом и ещё раз посмотрел на содержание.
— Наверное, каждый из нас мечтает уйти достойно, не опуская головы.
— Может быть… — он снова отпил пива и взял с тарелки гренку, чтобы заесть. — А ты сам-то как?
— Мы об этом уже говорили. Все мы совершаем ошибки, кто-то больше, кто-то меньше.
— Оставь эти истины для церковников…
— Ладно, скажу прямо. Я знаю о том, что ты приговорён к электричеству за серийные убийства. Но ты не раз и не два прикрывал мне спину в бою, ты вытаскивал нас из самых разных передряг. И я пойму, если ты не захочешь прийти с повинной на казнь, а дашь себя убить на одном из заданий.
— Странный ты, Белый. То ли очень умный, то ли совсем дурак. Сколько лет с тобой работаю, но так и не понял, на какой основе ты мне доверяешь…
— Это чутьё. В Западной Ризии полно самых разных людей, и если не научиться в них разбираться, то долго не проживёшь.
— Как будто это так просто…
— А я и не говорил, что это просто. Поэтому там и живёт очень мало простого люда. Либо ты, либо тебя.
— Н-да…Н-да, — Рокассио допил пиво одним большим глотком и отставил кружку.
— Тебя оставить?
— Да, если ты не против…
Веб встал из-за стола, оставив свою кружку с напитком товарищу, а тот достал большую, тугую сигару и закурил. В мрачном прокуренном помещении он не вызывал ни у кого лишнего интереса. Никто не придёт за ним сюда, чтобы вытащить из-за стола и посадить на электрическую жаровню, которая выжжет в нём остатки жизни.
Он знал, что рано или поздно за ним придут. Даже тогда, годы назад, когда он устроил беспредел в своём родном городе и остался безнаказанным, он знал, что эта бумага найдёт его через года. В Союзе не было сроков окончания судебного преследования. Расследование могли забросить на года, но в большинстве случаев детективные агентства, частные детективы, охотники за головами и другие, кто ведёт преследование преступников, находят свою жертву. И сейчас компания Фоксхаунд точно установила его вину в произошедшем много лет назад в спокойном городке на севере Союза. Все доказательства были направлены в Синод, и там постановили, что этого вольного стрелка найдут и поджарят на электрическом стуле. Данную бумагу получил Веб, так как Игги не отыскали лично. Возможно, Отец-Основатель давал ему ещё несколько месяцев жизни, чтобы он мог закончить дела и попрощаться с миром по-человечески, не оставить нерешённых вопросов, закрыть все долги. Об этой бумаге знали лишь Веб и он.