Штык, а именно так Белому было сказано величать этого криминального авторитета, был не в меру худ, но явно крепок, лицо его бороздили шрамы, больше всего напоминавшие следы от шрапнели, одного уха у него не было вовсе, а на его месте красовалась уродливая воронка слухового прохода. На нём была военная форма без знаков различия, которая мешковато висела на теле. В одной руке он держал штык-нож, а в другой вилку с насаженным куском сала. Перед ним был кусок хлеба, щедро сдобренный горчицей.
— Итак, — прошамкал Штык, прежде чем положить сало на хлеб и откусить. — Зачем пришли, господа хорошие? За что было сказано слово самого Головы?
— Есть дела, за которые Голове хорошо отвалят, отвалят и тебе, если ты будешь в деле, — начал Вебер.
— Так, — бандит прожевал бутерброд с салом, громко чавкая и скривив тонкие губы. — Работа, значит. А чего Голова её делать не хочет?
— Не по зубам ему одному такой кусок.
— И он готов поделиться?
— Он получит своё, а ты и твои ребята своё.
— Значит мы типа…за одно, — Штык рассуждал вальяжно и просто. — А кто платит?
— Отец, — Веб указал пальцем вверх.
— Вот оно что, этот…как вы его зовёте? — мужчина сощурился, припоминая. — Отец-Основатель, мать его так. Извините, если оскорбил маму этого вашего мудреца. И что надо Союзу тут?
— Маленькая победоносная война.
— Против королевства? Моей Родины?
— Да, той самой, по милости которой твой сын сейчас на рудниках, ты потерял ухо и сидишь тут, как клоп.
— Ты забываешься, белобрысый. Я отдал Королю лучшие годы своей жизни, я не трусил, даже когда меня посекло осколками и оторвало ухо. И ты смеешь мне предлагать измену?!
— Не вижу большой разницы между этим и твоим нынешним положением, — Веб оставался внешне спокоен, но внутри был очень собран.
— И что же твой этот Основатель может предложить фронтовому калеке?
— Вернуть сына с рудников, реабилитировать твоих ветеранов, пенсию и даже чёрта лысого в придачу, если мы сможем договориться.
— Хм, — Штык задумался, а по его лицу стали бродить тени. После паузы он заговорил вновь. — Мои парни — ветераны, с которыми обошлись, мягко говоря, плохо. Там, на войне, каждый из нас что-то потерял, кто ухо, кто сыновей, кто себя. А нами подтёрлись эти аристократы и политиканы. На пенсию не прожить, на работы не берут, от нас шарахаются — у кого не уха, у кого и половины головы нет. И я понимаю своих ребят. Они не заслужили такого обращения. Это я — старик, хотя мне всего 40. А что с этими пареньками, у которых ещё вчера были мама и папа, школа, может девушка? Что им дали взамен? Вместо мамы и папы — ротный и капрал, вместо школы — казарма, вместо поцелуев девушки — шрапнелью в лицо! Это нормально по-твоему? Это справедливо? — Штык явно был задет за больное, и на этом собирался играть Вебер.
— Я понимаю, что ребятам пришлось туго на фронте. И Отец от них просит не так уж много — последний бой и по домам. Льготы, хорошая пенсия, бесплатная медицина, трудоустройство.
— Как гладко стелешь! — в запале прорычал Штык. — Но ты понимаешь, что просишь? Гражданскую войну!
— Нет, твои парни просто немного помогут делу Отца.
— Немного — это сколько?
— Ну, предположим, что речь идёт о паре складов с оружием за чертой города.
— Издеваешься?
— Твои парни — испытанные вояки, с оружием у тебя проблем нет, это известно мне. Не вижу проблем…
— Ты просишь слишком много, альбинос, — проскрипел глава группировки.
— Но я и даю не мало.
— Например?
— Ну, для начала — Веб достал из скрытого кармана сложенную бумагу. — Амнистия и возвращение тебе сына.
— Что?! — ветеран вздрогнул и перегнулся через стол. — Ты понимаешь, что с такими вещами не шутят?
— Понимаю, можешь поверить, это настоящая амнистия. Это много или мало для тебя?
— Это…достаточно, — тяжело выдохнул Штык, усаживаясь обратно на стул. — Сын — это вся моя семья. Я готов сделать многое, чтобы его вернуть.
— Это аванс. Думаю, парень тоже будет рад свалить с рудников. Но это если мы договоримся.
— Думаю, мы договоримся, — сощурился бандит.
— Даже не думай нас кинуть сейчас, потому что на листе нет одной важной подписи. И она появится только тогда, когда мы придём к полному согласию.
— Я слушаю. Чего надо этому твоему Отцу?
Палаш всё это время молчал, потому как понимал, что дела ведёт Белый, а не он. Он тут ради поддержки. Без ножа неприятно, но отмахаться можно и кулаками. Впрочем, видимо, в этот раз всё пройдёт гладко. Вебер не давил, но и слабости не показывал, он точно знал, что надо говорить и как. Он чётко поставил задачи перед Штыком и группировкой ветеранов и ответил на возникшие вопросы. В целом, Штык был не такой уж и патриот. Его можно было понять — он отдал военной службе лучшие годы, как и его люди, а государство обошлось с ними очень по-скотки. Майк не знал, правда ли Синод выполнит свои обещания в этой сделке, но криминальный авторитет был уже на крючке. Как оказалось, сын был слабым местом Штыка. И это тоже можно было понять. В конце концов, все мы люди и ничто человеческое нам не чуждо. У каждого есть маленькие пунктики, на которые можно нажимать.
После установления понимания между сторонами и утрясания основных вопросов, Бернелли и Майк покинули внутренние помещения кабака тем же путём, что и вошли. На выходе им отдали ножи, но особой вежливости не проявили. Церемониться с левыми людьми было не в привычках у бандитов.
Пока двое шли улицами к месту встречи со связным, оба молчали. Да и говорить было не о чем. Белый обдумывал перспективы на следующую встречу и перспективы на май в целом. Банда Головы, группировка Ветеранов и ещё несколько крупных криминальных сообществ должны были парализовать город на момент вторжения войск Союза. Связанное по рукам и ногам, Королевство Сфорца должно было пасть в этом блицкриге, потому что промедление могло привести к усложнению ситуации и затягиванию войны. Это не пугало Синод, так как в его руках были огромные ресурсы для ведения таких войн, но лишние потери и затраты никого не обрадуют.
После дела Веб и Палаш решили пожрать. Не покушать, как это водятся у благородных, а тупо по-босятски пожрать. Они купили на рынке вермишели и овощей, а также обрезки курицы, чтобы сварить суп на конспиративной квартире. И там у них задался разговор.
— Веб, а что ты думаешь об Эрике? — внезапно поинтересовался Майк.
— А что я должен о ней думать? — не понял вопроса альбинос.
— Ну, вроде, вы очень близки…
— В рамках нашей работы разве что.
— То есть вы не пара?
— А тебе-то что за дело?
— Просто думал, что вы на самом деле очень близки, вот и хотел спросить. Ты не подумай, босс, я не собираюсь за ней приударять. Хотя девушка она интересная.
— Может быть, — Вебер ушёл от ответа.
— Да ладно! Она же вроде дворянка? Как её угораздило попасть в Стрелки?
— Мы пересеклись в Империи по работе. У нас были параллельные задания.
— И? — Майк стал выглядеть очень заинтересованным.
— А потом мы командой решили объединиться с ней. Потом нас нанял флот, а Эрике дали удостоверение беженца.
— А она и вправду беженец?
— И да, и нет. Она в прошлом шпион Королевства на территории Орлеи. А потом она стала невозвращенцем. А мы примерно в это время потеряли снайпера.
— Понятно, — протянул Зоровски. — Да, подробностей из тебя не вытянешь, но и без них история примечательная.
— Это точно, — не мог не согласиться Бернелли.
— Слушай, а если она была шпионом, то она знает этого…Горация?
— Знает, — кивнул босс наёмников. — И понимает, что соваться лишний раз к нему не стоит. Это хитрая, хищная крыса, которая имеет много выходов из своей норы. А загнанная в угол, может и загрызть нас.
— Тогда, как мы его будем брать?
— Мёртвым. Нам он нужен мёртвым, как и большинство его людей. Мы не просто так ведём тут свою маленькую войну. Мы дразним Горация, выманиваем из норы. И Эрика занимается этим. Все мы, даже Док, который, казалось бы, ничего не делает, создаём суету в столице. Рано или поздно эта тварь вылезет к нам. Не сразу. Сначала он пошлёт к нам своих людей. Всё, что я знаю о них, это то, что они профессионалы своего дела, бойцовские псы, и их много.