Как правило, взрослый человек с определенным жизненным опытом в состоянии удерживать свои мысли в узде и не позволять им брать верх над желанием оставаться в добром здравии, однако подчас случается и так, что он оказывается бессилен перед неодолимыми обстоятельствами: порой какие-то подробности из давно ушедшего времени внезапно приходят на ум и против твоей воли занимают там господствующее место. Эти воспоминания, куда более яркие, чем окружающая человека действительность, затягивают его в бездну, из которой уже никогда не будет выхода. Хуже всего, однако, то, что ты не всегда догадываешься о том моменте, когда в твою жизнь входят обстоятельства, после которых ничто уже не будет происходить как прежде. Разумеется, ученый как будто совершенно в курсе, что его могут ожидать тяжелые последствия, если он вопреки предостережениям начинает изучать то, к чему прежде ни один человек не прикасался. Следует, впрочем, признать, что и ученый далеко не во всем отдает себе полный отчет – к подобным выводам мы приходим, к несчастью, слишком поздно. Однако же если речь заходит о ребенке, о подростке – ситуация складывается почти как катастрофа: дитя порой не в силах отказать взрослой родне, предлагающей ему поступить так или иначе, и чаще всего любопытство, свойственное детскому возрасту, одерживает верх над разумом и инстинктом самосохранения.
Именно об этом я размышлял, получив послание, в котором говорилось, что мой дед, Дерби Коннор Эллингтон, скончался в городке Саут-Этчесон, расположенном к северу от Кингстауна. Воспоминания нахлынули на меня неудержимым потоком: я не мог отделаться от давних впечатлений, постигших меня в те дни, когда я впервые повидался с отцом моей покойной матери.
Первая моя поездка к деду произошла, когда я едва достиг возраста четырнадцати лет. Она оставила у меня неизгладимые воспоминания. Я не мог рассказать об этом в своем семействе, поскольку мой отец, человек глубоко материалистический и в принципе достигший благодаря этому немалых высот в карьере торговца верхней одеждой для мужчин, женщин и прислуги, разумеется, поднял бы меня на смех и объяснил бы все исключительным воображением, присущим мальчуганам моего возраста. А между тем даже если мне в течение дня и удавалось изгнать из себя память об этой поездке, она с двойной силой обрушивалась на меня по ночам и присылала мне ужасающие сны, после которых я приходил в себя весь мокрый от пота и с лицом, залитым слезами. Меня трясло от невероятных, необъяснимых ощущений, которые я привез из Саут-Этчесона, и ничто во всем мире, как я полагал, не обладало силой, способной меня исцелить. Постепенно, впрочем, страшные видения начали меня отпускать и как будто утратили силу, но я всегда помнил о том, что они существуют и, возможно, нападут на меня вновь, когда настанет их время.
Насколько известно, Эллингтоны обитали в области Кингстауна приблизительно с середины восемнадцатого века. Фактически они принадлежали к числу первых поселенцев, которые и сделались основателями здешних человеческих обиталищ: до того в те края забредали лишь охотники из дикарских племен, которых, если верить старинным книгам, можно относить к человеческому племени лишь наполовину.
На протяжении нескольких поколений семья Эллингтонов становилась все более многочисленной и состоятельной, и это продолжалось до тех самых пор, пока в восьмидесятые годы в окрестностях не вспыхнула странная эпидемия, которую иные специалисты медицины тщетно пытались отнести не то к чумной хвори, не то к лихорадке, не то к некоей доселе не изученной болезни, связанной с массовым отравлением неизвестным веществом. Эпидемия закончилась так же неожиданно, как и началась, унеся с собой несколько десятков человек, и в их числе – многих членов семьи Эллингтонов.
После этого внезапно мои предки начали резко уменьшаться в численности и чахнуть; несмотря на то что большинство состояло в браках, детей рождалось все меньше и меньше. В конце концов некогда многочисленные Эллингтоны выродились в единственное, слабое здоровьем семейство, во главе которого и стоял мой дед, Дерби Коннор Эллингтон. Из всего произведенного им на свет потомства по-настоящему жизнеспособной оказалась лишь его младшая дочь, которую он, едва она достигла возраста, выдал замуж в другой город. К тому моменту он уже был необъяснимым образом полон убеждения в том, что Саут-Этчесон несет в себе некие незримые семена погибели, в первую очередь для них, в ком течет кровь основателей этого поселения.