Даже раскинув во всю ширь руки, он не смог бы объять сияние его двигателя. Миллер повис на подошвах, наблюдая за приближением корабля. Призрачная Джули смотрела вместе с ним.
Если он не ошибся в расчетах, удар «Наву» придется по центру главной оси Эроса. Миллер успеет увидеть, как это произойдет. Азарт предвкушения в груди напомнил ему молодость. Это будет зрелище! Да, будет на что посмотреть. Он подумал, не включить ли запись. Его скафандр мог записывать простые видеофайлы и передавать их в реальном времени. Но нет. Это будет его минута. Его и Джули. Остальное человечество может гадать, как это выглядело, — если захочет.
Сияние «Наву» заполняло уже четверть небосвода, его круг целиком оторвался от горизонта. Бормотание Эроса сменилось чем-то более сложным: возвышающийся по спирали звук без видимых причин напомнил ему зеленые волны на экранах радаров из старинных фильмов. За шумом мерещились голоса, но он не разбирал ни слов, ни даже языка.
Огромный факел «Наву» закрыл уже половину неба, звезды вокруг погасли в сиянии полной тяги. Скафандр Миллера застрекотал, предупреждая об опасном излучении, и он отключил датчик.
Будь на нем команда, «Наву» никогда бы не взял такого ускорения: в самых лучших амортизаторах перегрузка размолола бы кости. Миллер попытался прикинуть скорость корабля в момент столкновения.
Скорости хватит. А остальное было не важно. Скорости хватит.
В центре огненного цветка Миллер разглядел темное пятнышко не больше карандашного кончика. Сам корабль. Он набрал воздуха в грудь. Зажмурился, но свет пробился сквозь веки красным сиянием. К тому моменту, когда он открыл глаза, «Наву» обрел длину. Форму. Он стал иглой, стрелой, снарядом. Кулаком, вздымающимся из глубины. Впервые на своей памяти Миллер ощутил благоговейный трепет.
Эрос вскрикнул: «НЕ ТРОНЬ МЕНЯ, ГАД!»
Цветок выхлопа медленно превращался из круга в овал с огромным огненным хвостом. Миллер разинул рот.
«Наву» промахнулся. Корабль отворачивал. Он теперь, прямо сейчас, проносился мимо Эроса. Но не было же протуберанцев маневровых ракет? Да и невозможно развернуть подобную махину, движущуюся на такой скорости, в единый миг, не разорвав корабль на части? Одна перегрузка ускорения…
Миллер уставился на звезды, словно надеялся получить от них ответ. И с изумлением увидел его. Полоса Млечного Пути, неисчислимая россыпь звезд, осталась в небе. Но виделась под другим углом. Эрос сменил вращение, перешел в другую плоскость эклиптики.
Для «Наву» мгновенное изменение курса без разрушения корабля было невозможно. Он и не менял курса. Объем Эроса — что-то около шестисот кубических километров. До «Протогена» в нем умещался второй по величине порт Пояса.
Однако станция Эрос, даже не стряхнув с себя висящего на магнитных подошвах Миллера, увернулась.
Глава 49
Холден
— Срань господня, — невыразительно пробормотал Амос.
— Джим, — в спину Холдену сказала Наоми, но он только рукой махнул и открыл канал связи с Алексом.
— Алекс, мы и вправду видели то, что говорят мои датчики?
— Да, капитан, — ответил из рубки пилот. — Радар и оптика в один голос уверяют, что Эрос отскочил на двести кэмэ по вращению меньше чем за минуту.
— Срань господня, — все тем же совершенно бесстрастным тоном повторил Амос. Металлический лязг открывшихся и закрывшихся палубных люков отдался по кораблю, указывая, что Амос лезет к ним по трапу.
Холден подавил вспышку раздражения на механика, оставившего свой пост. С этим он разберется потом. Прежде ему надо было увериться, что вся команда «Росинанта» не страдает коллективными галлюцинациями.
— Наоми, дай связь, — попросил он.
Та обернула к нему пепельное лицо.
— Как ты можешь… так спокойно? — спросила она.
— Паника никому не поможет. Надо понять, что произошло, чтобы составить разумный план. Пожалуйста, переключи связь на меня.
— Срань господня, — проговорил Амос, выбираясь на палубу поста. Коротко лязгнул, закрывшись за ним, люк.
— Не помню, когда я приказывал тебе покинуть пост, матрос, — проговорил Холден.
— Разумный план… — Наоми повторила его слова так, будто они прозвучали на незнакомом, но смутно понятном языке. — Разумный план!
Амос бросился в кресло с такой силой, что гелевая подушка обняла его и не позволила подскочить.
— Эрос — здоровенная хреновина, — сказал он.
— Разумный план. — Наоми разговаривала сама с собой.
— То есть охренительно большая, — поправился Амос. — Знаешь, сколько энергии ушло, чтобы раскрутить этот камешек? Его же годами раскручивали!
Холден надел наушники, чтобы отстранить голоса болтунов, и снова вызвал Алекса.
— Алекс, Эрос меняет скорость?
— Нет, кэп. Торчит скалой.
— Вот и хорошо, — сказал Холден. — У Наоми с Амосом клапана сорвало. Ты там как?
— Не сниму руки с рычага, пока этот ублюдок в пределах видимости, можешь не сомневаться.
«Слава тебе, Господи, за военную выучку», — подумал Холден.
— Хорошо, удерживай нас на постоянной дистанции пять тысяч кэмэ до новых распоряжений. Дай знать, если он снова сдвинется хоть на дюйм.
— Роджер, капитан, — подтвердил Алекс.
Холден медленно снял наушники и обернулся к остальной части команды. Амос рассеянно уставился в потолок, подсчитывая на пальцах.
— Даже не могу с ходу припомнить массы, — заговорил он, ни к кому не обращаясь.
— Около семи тысяч триллионов кило, — подсказала Наоми. — Плюс-минус. А тепловая подпись сдвинулась градуса на два вверх.
— Господи! — простонал механик. — В уме не подсчитать. Сколько нужно, чтобы разогреть на два градуса такую массу?
— Много, — отрезал Холден. — Так что пойдем дальше…
— Около десяти экзаджоулей, — ответила Наоми. — Это прикидочно, и я не учитывала объема и прочего.
Амос свистнул.
— Десять экзаджоулей — это что, пара гигатонн термического заряда?
— Около десяти кило, непосредственно обращенных в энергию, — ответила Наоми. Голос ее стал тверже. — Только это, конечно, невозможно. Разве что чудом.
Холден почти физически ощутил, как его рассудок вцепился в слова Наоми. Она, в сущности, самая умная из всех, кого он знал. И сейчас она обратилась прямо к неясному страху, который он затаил со времени прыжка Эроса: что это волшебство, что протомолекула не повинуется физическим законам. Потому что, если это так, у человечества не остается никаких шансов.
— Объясни, — сказал он.
— Ну, — ответила она, щелкая клавиатурой, — от одного нагрева Эрос бы с места не сдвинулся. Поэтому я принимаю, что это остаток тепла от того, что они там сделали на самом деле.
— А это значит?..
— Что закон энтропии еще действует. Что они не способны напрямую преобразовать массу в энергию. Что их механизмы, или процессоры, или чем там они пользуются, чтобы передвинуть семь тысяч триллионов тонн камня, все же истратили малость энергии. Примерно на полугигатонную бомбу.
— А…
— Никто не может передвинуть Эрос на двести километров мощностью двух гигатонн, — фыркнул Амос.
— Конечно, — согласилась Наоми. — Это просто остаточное тепло. Нагрев — это побочный результат. КПД все равно невероятный, но не стопроцентный. А значит, законы физики пока не отменяются. Значит, это не чудо.
— Может, лучше бы было чудо, — буркнул Амос.
Наоми смотрела на Холдена.
— Итак, мы… — начал он, когда Алекс перебил его по общей связи:
— Кэп, Эрос снова двигается.
— Следуй за ним и, как только сумеешь, определи курс и скорость, — велел Холден, отворачиваясь к своей панели. — Амос, возвращайся к машинам. Если еще раз бросишь их без прямого приказа, заставлю старпома убить тебя гаечным ключом.
Вместо ответа послышалось шипение открывающегося люка и грохот крышки, упавшей за исчезнувшим механиком.