Джули поместилась у него в голове за глазами. Она подогнула ноги калачиком. Она была красива. Она была такой же, как Фред, Холден и Хэвлок. Родилась в гравитационном колодце и пришла на Пояс по собственному выбору. Этот выбор убил ее. Она искала на Эросе помощи и тем погубила его. Если бы она осталась на корабле-невидимке…
Джули искоса взглянула на него, ее волосы развевались наперекор гравитации вращения. В ее глазах стоял вопрос. Конечно, она была права. Возможно, это немного оттянуло бы события, но не остановило бы их. В конце концов «Протоген» и Дрезден отыскали бы ее. Наверняка. Или вернулись бы обратно и откопали новые образцы. Их ничто бы не остановило.
И он знал о Джули — знал, как он мог знать о самом себе, — что она была не такой, как другие. Что она понимала Пояс и астеров и понимала, что надо пробиваться дальше. Если не до звезд, то хоть поближе к ним. Ей была доступна роскошь, какой Миллер никогда не знал и не узнает. И она от нее отказалась. Она пришла сюда и осталась, даже когда они угрожали продать ее гоночную шлюпку. Ее детство. Ее гордость.
Вот почему он любил ее.
Добравшись до дока, Миллер сразу понял: что-то произошло. Понял по тому, как держались докеры, по их взглядам, в которых читались довольные усмешки. Миллер внес пароль и прополз по неудобному шлюзу модели «Оджино-Гуч», устаревшему еще семьдесят лет назад и узкому, как торпедный порт, в тесный кубрик «Тэлбота Лидса». Корабль как будто склепали из двух корабликов поменьше, не слишком озаботившись дизайном. Амортизаторы были установлены в три яруса. Воздух пропах застарелым потом и горячим металлом. Кто-то курил здесь марихуану так недавно, что фильтры еще не вытянули дым. Кроме Диого в кубрике сидела дюжина ребят — все в разной форме, но с одинаковыми нарукавными повязками АВП.
— Ой, Пампо! Оставил а дир лучшую койку.
— Ценю, — отозвался Миллер.
Тринадцать дней. Ему предстояло провести тринадцать суток в этом тесном помещении с командой смертников. Тринадцать суток бок о бок на койках над мегатоннами взрывчатки в трюмах. Однако все, кроме него, улыбались. Миллер подтянулся на койку, оставленную ему Диого, и подбородком указал на остальных:
— У кого-то день рождения?
Диого выразительно развел руками.
— А с какой стати все раздолбаи так довольны? — спросил Миллер резче, чем ему бы хотелось. Диого не обиделся, а показал в улыбке все бело-красные зубы.
— Ауди-нихьт?
— Нет, не слышал, а то бы не спрашивал, — ответил Миллер.
— Марс разобрался, — сообщил Диого. — Поймал волну Эроса, сложил два и два, и…
Мальчишка шмякнул кулаком по открытой ладони. Миллер тщетно соображал, о чем речь. Атака на Эрос? Взялись за «Протоген»?
А, «Протоген». «Протоген» и Марс.Миллер кивнул.
— Научная станция Фебы, — сказал он. — Марс ввел карантин.
— Шиш тебе, Пампо. Дезинфекцию! Той луны больше нет. Каждый атом на частицы разобрали!
«Хорошо бы так», — думал Миллер. Феба была невелика. Если Марс действительно уничтожил ее так, что на осколках не осталось ни единой протомолекулы…
— Ту сабез? [39]— продолжал Диого. — Они теперь на нашей стороне. Коалиция АВП — Марс!
— Об этом и не думай.
— Ага. — Диого как будто с гордостью признавал, как хрупки, как обманчивы его надежды. — Но мечтать-то не вредно, кве но?
— Лишь бы не думать, — согласился Миллер и откинулся назад.
Амортизирующий гель был слишком густым, чтобы проминаться под его телом при трети gна станции, но Миллер чувствовал себя удобно. Он просмотрел новости на терминале и убедился, что кто-то в марсианском флоте разобрался в положении дел. Им пришлось пойти на большие траты, притом что кругом стреляли, но они не пожалели боеприпасов. У Сатурна стало одной луной меньше и больше одним тоненьким, неоформившимся, лохматым кольцом, если после взрыва осталось достаточно материи на кольцо. На взгляд неспециалиста, походило — взрыв рассчитали так, чтобы направить обломки в сокрушительные недра газового гиганта.
Глупо было надеяться, что правительство Марса не захочет получить образец протомолекулы. И наивно предполагать, что организация такой величины и сложности добьется единодушия по любому вопросу, не говоря уже о таком грозном и многообещающем.
И все же.
Возможно, было достаточно знать: кто-то по ту сторону увидел те же признаки и пришел к тем же выводам. Возможно, это оставляло место надежде. Он опять переключил терминал на волну Эроса. За каскадом шумов мерно бился мощный звук. Голоса возвышались, затихали и возвышались вновь. Потоки данных сплетались в паутину, и после каждого цикла распознающее устройство загоралось, находя в ее узоре какой-то смысл. Джули взяла его за руку, сон был таким убедительным, что он почти поверил, будто чувствует прикосновение.
«Ты мой», — сказала она.
«Как только все кончится», — пообещал он. Правда, он все оттягивал окончание дела. Сперва ему нужно было найти Джули, потом — отомстить за нее, а теперь — уничтожить проект, лишивший ее жизни. Но, когда все закончится, он сможет уйти.
Осталось одно, последнее дело.
Через двадцать минут прозвучала сирена. Через тридцать минут ожили двигатели, и сокрушительная перегрузка на тринадцать дней втиснула его в гель амортизатора. Каждые четыре часа полагался час на одном gдля естественных отправлений. А в конце его сборную разношерстную команду ждала установка атомных мин, любая из которых могла превратить их в газ, стоило ребятам чуть напортачить.
Но там, по крайней мере, будет Джули. Не настоящая, и все же.
Мечтать не вредно.
Глава 47
Холден
Даже влажный целлюлозный вкус искусственного омлета не разрушил теплого самодовольного сияния, окружавшего Холдена. Он запихивал в рот куски болтуньи, стараясь сдержать ухмылку. Слева от него за камбузным столом, причмокивая, уплетал завтрак Амос. Справа Алекс гонял еду по тарелке куском такого же ненастоящего тоста. Напротив прихлебывала чай Наоми, поглядывая на него сквозь волну волос. Ему хотелось ей подмигнуть.
Они обсуждали, как сообщить команде новость, но так и не пришли к согласию. Холден терпеть не мог умолчаний. Хранить секрет — будто это что-то грязное или стыдное! Родители воспитали его в убеждении, что сексом не занимаются открыто не потому, что это неприлично, а потому, что это личное дело. При пяти отцах и трех матерях раздел постелей всегда был непрост, но никто не скрывал от него сложностей.
Между тем Наоми не желала нарушать хрупкое равновесие, установившееся в команде, а Холден доверял ее суждению. Она чувствовала настроения в группе, а он этого не умел. Так что пока он следовал ее примеру.
Кроме того, это было бы хвастовством, а хвастаться невежливо.
Самым нейтральным, деловым тоном он попросил:
— Наоми, ты не передашь перец?
Амос вскинул голову и с громким стуком уронил вилку на тарелку.
— Срань господня, решились наконец!
— Гм? — выговорил Холден. — Что?..
— Я чувствовал это с тех пор, как мы собрались на «Роси», только не мог понять, в чем дело. А вот оно что! Вы, ребятки, наконец завели игру в «спрячь норку»!
Холден поморгал, не зная, что отвечать. В поисках поддержки взглянул на Наоми, но та опустила голову, и волосы совсем скрыли ее лицо.
— Господи, кэп, — Амос ухмылялся во всю ширь круглого лица, — ты уж так долго тянул. Если бы она мне так вешалась на шею, я б уже по уши влип.
— Ух! — Удивление Алекса ясно говорило, что он не был столь проницателен, как Амос. — Ух ты!
Наоми перестала смеяться и стерла слезы с уголков глаз.
— Попались, — сказала она.
— Слушайте, ребята, вы знаете, очень важно, чтобы это не повредило нашим…
Амос прервал его речь, громко фыркнув.
— Эй, Алекс, — позвал он.
— Йо! — откликнулся тот.
— Если старпом валяет кэпа, ты станешь совсем дерьмовым пилотом?
— Это вряд ли. — Алекс усмехнулся, нарочито растягивая слова.
— И я, как ни странно, не чувствую потребности превратиться в паршивого механика.