– Филли, я вообще себя чувствую неважно. Мне всегда казалось, что Мэтт любит меня… По крайней мере, он так говорил… Сама не знаю, испытывала ли я к нему нечто подобное. В голове у меня полный сумбур. В тот роковой вечер, усевшись позади него на мотоцикл, я с ужасом думала, что совершенно не гожусь на роль его спутницы жизни и не этого хотела от наших встреч. На все произошедшее между нами повлиял страх перед одиночеством и моя экзальтированность… Я – это я, женщина, стремящаяся сделать себе карьеру… Дети… Мэтт души в них не чает. Впрочем, так и должно быть. Но я слишком самоуверенна и не знаю, даже понятия не имею, каково быть матерью… Смогу ли я воспитывать чужих детей? Все, абсолютно все смешалось в моей голове.
– Тебе прежде всего нужно разобраться в самой себе. Полагаю, настало время сделать выбор. Это нужно сделать сейчас, пока мы не вошли в больницу. У тебя имелось целых три недели ничегонеделанья, за которые можно было обдумать свои отношения с Холидеем… Мы слышали, ты во сне упоминала имя Бена. Мне кажется, он является частью твоей жизни… А теперь пристегнись, ты же знаешь, что я предпочитаю быструю езду.
– Сбрось скорость, сестра, – ворчливо попросила миссис Торн. – Я уже сыта по горло крутыми виражами.
Часом позже, высушив волосы после душа и надев свитер с капюшоном, Эмили взобралась на сиденье небольшого фургончика монахинь. Поездка проходила в полном молчании.
На стоянке Филли остановила машину рядом с передвижной цветочной лавкой. «Мэтт любит цветы, – подумала миссис Торн. – Может, следует купить букетик?»
– Мне нужно заехать к миссис Блэнчард. Это наш долг… Когда она чувствовала себя получше, то всегда привозила приготовленный ею суп к нам в Убежище, чтобы покормить гостей. Это удивительнейшее блюдо, но, к великому сожалению, нам приходилось выливать его в канализацию, потому что никто не мог определить его состав. – И Филли закатила глаза, демонстрируя сим знаком свое отношение к кулинарным способностям миссис Блэнчард.
– Хорошая мысль, – согласилась Эмили. Вышеупомянутая миссис оказалась весьма воинственной особой, которая, увидев у ворот непрошеных гостей, набросилась на них с криком.
– Пошли прочь! Мне не нужны ваши молитвы и слащавые обещания! Где вы находились, когда мне ампутировали большой палец, а? Убирайтесь, чертовы монахини, дайте мне спокойно умереть.
– Но люди обычно не умирают от таких операций, – со знанием дела спокойно заявила Филли.
– Вы этого не можете знать! Вы же не доктор. Так что дайте мне спокойно уйти на тот свет.
– А вы что, расстроитесь, если не умрете? – полюбопытствовала монахиня.
Женщина даже рот приоткрыла, настолько велико оказалось ее изумление, когда смысл фразы дошел до нее. Эмили дернула спутницу за рукав:
– Ну, и зачем вся эта комедия?
– Она просто напугана, стара и использует грубость как оборонительное оружие. Я возвращусь еще к ней… Мэтт лежит на третьем этаже. Встретимся в холле. А сейчас… Сама ведь понимаешь, эта дама нуждается в моей помощи. Так что бери мою машину и…
– Хорошо, сестра. – Миссис Торн обняла Филли и почему-то подумала: «А ведь на День благодарения и Рождество миссис Блэнчард осчастливит своим посещением скромную обитель в горах… Вот уж неисповедимы пути Господни: Бог действует какими-то непонятными, таинственными способами».
Эмили заглянула в палату Холидея. Там стояло столько специальной аппаратуры, что она поначалу даже пришла в замешательство – где же постель?! Стараясь не шуметь, женщина на цыпочках вошла в помещение и сквозь ширму заметила очертания лежащего человека. Мэтт располагался на каком-то возвышении, от которого к приборам тянулись жгуты проводов и каких-то прозрачных трубочек.
Миссис Торн шагнула за ширму.
– Мэтт, это я, Эмили.
– Хорошо, что заглянула, спасибо. Не пугайся… Завтра с меня уже снимут эту ерунду, потом отправят на курс физиотерапии… Словом, жизнь продолжается.
– Да, она не стоит на месте. К этому выводу приходят все без исключения. Я – живое тому доказательство. Мое плечо зажило, затянутся и твои раны. Главное, остались живы… Мэтт, мы совершили глупость?
– Мы?! Это же была моя идея, а ты… Я пытался выглядеть молодцом в твоих глазах, совершить нечто дикое, безрассудное… совсем забыв о детях… В голове билась только одна мысль: как позабавить и развлечь тебя. Ты… ты испытывала такое же возбуждение, как и я. Мне всегда казалось, что у женщин больше способностей к здравому мышлению: ведь они обладают так называемым шестым чувством, о котором столько все говорят… Где же оно находилось в ту ночь?
– Наверное, я что-то не так поняла, да? Выходит, ты обвиняешь меня в случившемся? Если это действительно так, то тебе нужно изменить свою точку зрения. Я беру на себя половину вины, но… Мне долго пришлось идти к мысли, что каждый человек несет ответственность за свои действия. Мы не знаем друг друга, и это теперь стало очевидным…
Прости, но я не все рассказала о себе… Я не просто веду занятия по аэробике… У меня своя корпорация, мне и еще нескольким женщинам принадлежат знаменитые «Фитнесс-центры Эмили». В нашем активе имеются ценные бумаги и акции, нами интересуются на бирже. Я хотела тебе рассказать обо всем, но всегда что-то сдерживало. Меня интересовало, сможешь ли ты увлечься простой и старой Эмили. Да, вот еще… У меня сделана подтяжка лица. Я ведь не всегда так выглядела. Подтяжка лица, груди, постоянные упражнения… Об этом тоже нужно было сказать. В конце концов я пришла к выводу, что наши отношения – не что иное, как летний курортный флирт, а летние романы, сам знаешь, недолговечны. Про бесконечную любовь пишут в книгах для женщин, в жизни же у нее совсем иное будущее. Мы говорим сейчас о нас… Возможно, мы находились в состоянии влюбленности, но для тебя на первый план выходят дети… И это правильно! Ты отец, а у меня никогда не было малыша. Мне страшно становиться членом уже сформировавшейся семьи… Короче говоря, Мэтт, я пришла попрощаться.
– Понимаю.
– Да? Говоришь, понимаешь? Только-то и всего? Мэтт, ты хоть понимаешь, что я права?
– Правильно лишь то… лишь то… Я говорил тебе «люблю» три или четыре раза, ты же предпочла промолчать. Та дикая езда на мотоцикле… В общем, я хотел продемонстрировать тебе свое состояние, охватившее меня в тот момент, показать дикое, необузданное желание. Жизнь в горах довольно скучна и однообразна… Ты городская женщина, и меня постоянно мучил один вопрос: зачем я тебе нужен… Я живу в маленьком домике, не умею готовить, у меня дети со сложными характерами… Мне пришлось родиться здесь – и здесь же я умру. У тебя гордая свободолюбивая натура, которую нельзя не уважать. Почему бы нам не сказать: «Мы провели отличное лето и закончим на этом». Потом ты пришлешь мне открытку на Рождество, а я попрошу детей ответить тебе…
– Мне очень жаль, Мэтт.
– Мне тоже, Эмили. Сестры обязательно тебе скажут, что так и должно быть. Меня же они станут утешать пирожными, печеньем и веселыми рассказами… Эмили, прошу тебя, уйди, иначе я заплачу… Господи, как колется моя щетина. Надо побриться.
– Если у тебя возникнут какие-нибудь…
– Я позвоню. Уходи, Эмили.
Слезы катились из глаз женщины. Она послала ему воздушный поцелуй и выбежала из палаты. В коридоре миссис Торн столкнулась с Филли.
Они вместе вышли на улицу, и Эмили бросилась в теплые объятия монахини.
– Я не знаю, Филли, почему плачу… Наверное, от жалости к себе. У меня постоянно перед глазами предстает лицо Бена…
– Эмили, дорогая, я не хотела говорить этого, но придется… После твоего приезда у нас с сестрами состоялся разговор… Мы обычно не вмешиваемся в мирские дела, но хочу, чтобы ты имела это в виду: каждый год Мэтт заводит интрижку с одной из женщин, прибывшей отдохнуть в Убежище. Мне кажется, Роузи намекала тебе об этом, стараясь не употреблять слов «каждое лето». Мы считаем, он старается подыскать мать для своих детей… Мэтт – хороший человек, лично я думаю, он все еще продолжает любить свою Кэролайн и винит себя в случившемся с ней.