Пока Квинтий с трудом пытался донести до китайцев мои условия, я вышел из комнаты и потребовал к себе Агафью – пожилую работницу, у которой муж служил в моей гвардии, и погиб ещё в бою при Олисипо. У неё оставалась дочь на выданье, и я не оставил их в нищете – взял в дом, дал хорошую работу, жильё, кормил от своего стола. Когда девушке пришла пора выходить замуж, даже дал за ней небольшое приданое. Агафья была абсолютно предана мне, а также отличалась замкнутостью – ей можно доверить тайну пребывания гостей в моём доме, ведь в любом случае им нужна служанка. Кроме того, старуха говорила только по-гречески, а далеко не все слуги, которым она бы могла проболтаться, понимали этот язык.
Я привёл старуху в комнату, где Квинтий пытался дотолковаться с гостями, и представил их друг другу. Вдруг юная китаянка, внимательно слушавшая наш разговор с Агафьей, заулыбалась, и произнесла по-гречески с ужасным акцентом: «Мой понимать твоя! Будем говорить так, чтоб твоя глупый слуга не может на наши язык!»
– Так ты знаешь греческий? – восхитился я.
– Мало учил гречески, наша семья богатый аристократ, нам надо знать!
Теперь дело пошло гораздо веселее, и вскоре китаец понял, чего я хочу от него, приняв это, как неизбежность. Вскоре я отправил их с Агафьей устраиваться в своей комнате, а сам велел Квинтию через Агенора организовать охрану из нелюбопытных и не отличающихся особым умом солдат – пусть тупо несут службу и не лезут не в свои дела.
– В общем так, друг Квинтий. Кроме меня, только ты и Агафья знают о наших гостях. Я полностью доверяю и тебе и ей. Ты должен будешь организовать срочную отправку своего корабля, у тебя помощник как, надёжный?
– Мой племянник! – гордо ответил Квинтий. – Очень толковый парень!
– Отправишь его вместо себя, а для всех пусти слух, что богатый китаец, которого ты привёз, пожелал посетить столицу, попытаться попасть к императору, и отплыл на этом корабле. Когда ты это сделаешь, возьмись за нашего друга, и выпытай у него тайну приготовления бумаги.
– Вряд ли он что-то мне скажет, – мрачно буркнул Квинтий, – ему, вишь, самого императора подавай!
– Узнай хотя бы, что нужно для этого производства, а уж потом подумаем, как его организовать.
Квинтий ушёл, а я попытался спокойно разложить информацию по полочкам, и принять план действий. Разумеется, ни к какому императору везти китайца я не собирался. Для начала, в любом случае, надо убедиться, что тот реально сможет приготовить бумагу. Но даже если у него всё получится, пока я дойду до императора, точнее, до истинного правителя Аэция, придётся пробиваться сквозь чиновников разного уровня, которые припишут все заслуги себе, а мне в лучшем случае достанутся объедки с этого лакомого блюда.
Опять же, можно действовать через Гая Антония, или Тита Помпея. Но что я получу, даже если меня по-честному приведут к высочайшей особе? Должности при дворе или в Сенате накануне гибели Империи меня не интересуют, а финансовое вознаграждение мне не светит, так как имперская казна сама нуждается в деньгах. Нет, я поступлю умнее: буду готовить бумагу для собственных нужд и для продажи, говоря всем, что покупаю её.
Конечно, рано или поздно, мой обман всплывёт, но я надеялся к тому времени прочно оседлать бумажное производство и отбиться от всех претензий со стороны китайских властей, втирая им басню, что бумага эта – из Персии.
К вечеру меня опять побеспокоил Квинтий (я дал ему право обращаться ко мне в любое время). Он отправил корабль во главе с племянником, и посетил китайского гостя, с которым имел продолжительный разговор. К счастью, молодой китаец не брезговал вином, а прихваченное Квинтием фалернское привело его в такой восторг, что он выболтал своему новому другу хоть и не все секреты производства, но список необходимого оборудования и материалов.
Как оказалось, оборудование не отличалось большой сложностью: корыта для замачивания сырья, печь, сушильни и тому подобное. Основой для изготовления служил молодой бамбук, но можно было применять и кору деревьев, куски ткани, и даже использованные рыболовные сети.
Я отпустил Квинтия, который, судя по всему, основательно помог Чжимину управиться с несколькими бутылками вина. За это не только не поругал его, но и похвалил, пообещав снабжать фалернским в неограниченных количествах, лишь бы был толк.