– Все снимать нужно?
Лука хмуро посмотрел на Владлена, а тот хихикнул и ответил:
– Насчет исподнего не уверен. Вещи не выворачивай, так и надевай швами наружу.
– И как нам это поможет?
– Не знаю, но старики так делают, когда в лесу заплутают.
– Ау!
– Не сдается, проклятый, – проворчал Владлен. – Давай, ты мою одежду надевай, а я – твою.
Ворча и переругиваясь, они переоделись и стали похожи на пугала огородные. Владлен не сумел смеха сдержать, расхохотался, глядя на Луку.
– Тебя даже этот глупый вид не портит!
– Напомни, почему я с тобой путешествую? – Лука закатил глаза.
– Потому что сердце мне свое отдал, забыл уже? – Владлен посерьезнел. – Сколько раз ты пожалел, что сделал это?
– Жалею прямо сейчас, – сказал он это, впрочем, беззлобно.
Много раз они ссорились в пути, но ни разу всерьез. Судьбы их крепко были связаны, Владлен уже и не представлял, как раньше без друга обходился. Лука пусть и хмурной постоянно, но человек хороший. Кроме тех дней, когда в зверя обращается.
– Теперь пойдем, старайся не отставать.
Владлен взял лошадь под уздцы и повел ее вперед. В обуви, не на ту ногу надетой, идти страсть как неудобно было, но раз говорил Рыж, что так можно от лешего избавиться, значит, нужно терпеть.
– Кажется, – произнес Владлен, – еще Рыж рассказывал, что и идти нужно задом наперед, давай попро… Лука?
Обернулся, а позади нет никого! Ни Луки, ни лошади его.
Владлен растерянно остановился, принялся оглядываться по сторонам, но друга как корова языком слизала. Направо посмотрел – одни деревья, налево посмотрел – река и лес вокруг!
– Ау!
– Доаукаешься у меня, – проворчал Владлен.
Знал, что отвечать лешему нельзя, а у самого язык так и чесался. Найти бы подлюку и встряхнуть хорошенько, проучить, чтобы добрых путников впредь не пугал!
– Ау!
Лишь бы Лука аукать не начал, заплутает окончательно, пропадет в лесу. Хотя он ведь не человек вовсе, вдруг у волкодлаков силы особые есть? Может, выйдет Лука из лесу еще раньше, чем он, Владлен, да будет потом насмехаться над ним до скончания века.
Пригорюнился Владлен да дальше пошел, делать-то больше нечего, не стоять же ему посреди леса до ночи. После заката такое повылезать из лощин может, что леший добрым другом покажется. Места здесь дикие, вон, банники свободно люд изводят, некому с ними расправиться.
– Ау!
Повернулся Владлен и дулю лесу показал. Ишь, раскомандовался тут! Правила свои устанавливает! Вышел бы из укрытия – Владлен бы ему устроил!
Впереди он увидел заводь, а рядом с ней – мельничку. Владлен остановился, нахмурился. Неужели местные мельницу в таком месте построить могли? В глухом-то лесу?
Кто-то звонко рассмеялся и с большого камня в воду соскользнул – плеск послышался. Владлен рукоять меча сжал, сглотнул, по спине капля пота поползла.
Как назло, вспомнились ему слова Рыжа. Было это несколько лет назад, Владлен едва в пору юношества вошел, и рассказал Рыж, что весне радоваться нужно с осторожностью, ведь вместе с природой и духи мертвых просыпаются и бродят по земле неприкаянные.
– Славный какой!
Из зарослей прошлогодней травы на него смотрели темные глаза. Как угли на бледном лице горели, а ресницы длинные, аж закручивались. Владлен присмотрелся, а там девица по пояс в воде стоит, черные волосы грудь обнаженную прикрывают.
– Мальчик, – ласково позвала она, – подойди поближе.
Владлен нахмурился и спросил:
– Ты колесо сломала?
Рассмеялась девица, и увидел Владлен, что зубы у нее черные и кривые, острые, как пилки.
– Подойди поближе, и я слово дам, что не трону больше колесо мельничное.
– Нашла дурака, – фыркнул он. – Охотника из Мрачного Взвода такими глупостями не заманишь в пучину.
– Какого-какого охотника?
Русалка ближе к берегу под плыла, и Владлен увидел, что кожа ее вся в зеленых прожилках, которые от пупа расходятся. На лице струпья какие-то, а ведь когда-то красивая девка была.
– Ну, иди же сюда, – она поманила его рукой. – День такой жаркий, а здесь тень, прохлада.
Что-то не то с ним твориться начало – рука, которой он меч сжимал, вдруг обмякла, а ноги сами шаг в сторону реки сделали.
– Иди ко мне, – звала русалка, – иди…
И он шел! Знал, что нужно на месте стоять, а еще лучше серебряным клинком голову ей отсечь, но не мог звонкому голосу противиться. Отпустил поводья и знай себе шагал прямо в объятия нечисти.