– Кто это тут у нас?
Варна подошла к ручью и ногой перевернула безжизненное тело. Гусли жалобно звякнули, ударившись о землю.
– Гусляр, ты ж смотри… – пробормотала она, наклоняясь. – Такой же раздутый, как остальные, даже хуже. Вода свое дело знает.
– А я только хотел напиться.
– Ну, теперь придется потерпеть, даже я не рискну флягу наполнять этой водой. Гусли испорчены, только глянь…
Варна подняла гусли и долго рассматривала их, прежде чем сказать:
– Посмотри-ка, на струнах кровь.
Дарий присел рядом с мертвецом и аккуратно потянул того за рукав. Пальцы на его руке распухли, подушечка мизинца была рассечена так, что торчало посеревшее мясо.
– Знаешь, а ведь и правда на поле хороводы водили, – сказал Дарий. – А этот несчастный играл им, похоже.
– Думаешь? – Варна приладила гусли к седлу и взялась за поводья. – Пойдем узнаем, почему местные жители тела гнить на поле оставили, да о делах справимся. Что-то подсказывает мне, что помощь наша пригодится.
– Да что ты? – усмехнулся Дарий. – Какая проницательная сегодня.
– На подзатыльник напрашиваешься, – беззлобно ответила Варна. – Теперь-то ты сполна его почувствуешь, не то что раньше.
Тут она была права. С тех пор как Свят опоил Варну кровью Рославы, с ним, с Дарием, происходило что-то странное.
Мало того что всю зиму он мерз, так и тело его начало преображаться. Все реже им приходилось совершать ритуал на крови, запах смерти почти пропал, а чувства! Порой они захлестывали Дария с головой. То щемящая тоска, то всепоглощающая радость, а порой и страх, о котором он давным-давно позабыл. Да и на солнце ему хуже не становилось. Еще и дышать начал недавно, того и гляди, сердце снова биться начнет.
С Варной они не говорили об этом, словно боялись удачу спугнуть, но с каждым днем он все живее становился, будто колдовство вернуло ему душу.
Деревня встретила их тишиной, только собаки брехали да коровы недоенные в хлевах кричали. Ни ребятни, ни стариков у колодцев – никого не было, ни одной живой души.
– Да сколько ж деревень опустеть должно, чтобы Зверь насытился кровью? – Варна ногой распахнула калитку и вошла во двор. – Эй! Хозяин!
Тишина. Никто не откликнулся.
– Бьюсь об заклад, что пусто здесь. – Дарий вздохнул. – Хотя смотри, церквушка-то построена, значит, приняли нового Бога местные.
– Да только не защитил он их.
Варна посмотрела на покосившийся крест, возвышающийся над соседними избами, и подошла к крыльцу. Постучала в надежде, что хозяин все-таки откроет, но не дождалась ответа и плечом дверь выбить решила. Да только та не заперта оказалась, и она с разбегу через порог перелетела и на пол упала.
– Варна!
Дарий кинулся к ней и подал руку, чтобы помочь подняться. Варна покряхтела, выругалась, но помощь приняла с благодарностью.
– Не рассчитала, – смущенно сказала она.
– Случается, – миролюбиво ответил Дарий.
Их глаза встретились, и вновь в душе его что-то затрепетало, ожило, приятная истома охватила тело. Куда же пропала вся злость, все раздражение, которое изводило его последние годы? Он так мечтал уйти, избавиться от нее, а теперь держит ее за руку и совсем отпускать не хочет.
– Глаза изменились, – заметила Варна и отстранилась. – Темными стали, как раньше.
– Правда? – Дарий прикоснулся пальцами к лицу и глупо улыбнулся. – Это ведь хорошо?
– Кто знает. – Она отвернулась. – Нужно осмотреться.
Осмотрелись, а толку? Изба как изба, угол красный, самовар на столе, в подполе сорока мертвая, над порогом крест. Люди вроде и Бога приняли, но и от старых обычаев не отказались.
– Везде так будет, нутром чую, – сказала Варна, когда они вышли на улицу.
– Другие дома проверять не станем?
– Нет в этом смысла. Но в церковь заглянем: вдруг пощадило колдовство человека божьего?
– Так ты уже решила, что это ведьмы были? – удивился Дарий.
– Сам знаешь, что нечисть на такое неспособна. Сожрать, кровь выпить, ребенка украсть – да, но не целую деревню плясать до смерти заставить.
– Но зимой мы видели нечисть, которой до того никогда не встречали, – напомнил он.
– Коляда теперь мне мороком кажется, – призналась Варна. – Как вспомню все, что произошло, мороз по коже.
Церквушку местные, похоже, особо не жаловали – стены покосились, крест сполз с купола, дверь со скрипом отворилась.