— Ну и бардак вы развели, мальчики. Я должна запечатлеть это на память! Не каждый день видишь дорогущий пентхаус, замусоренный до состояния грошовой ночлежки.
— Эй, — возмутился фальцетом другой участник пиршества. — Не надо меня снимать! Я без штанов!
— Но в проститутке! — прокомментировала Алена. — Поздравляю!
— Никита, отними у нее телефон! — тембр третьего я не смог распознать, на четыре слова он потратил куда больше одной октавы.
Филимонов, Ерофеев и Костецкий, баритон, фальцет и неопределившийся. Вся троица в сборе. Их папаши подали на меня в суд, который теперь, без поддержки натравившего их Вержицкого, безнадежно проиграют.
«Алена» тем временем изучала обстановку.
— Виски с колой? Ну конечно, неувядающая классика. Расползшиеся суши? Их надо было выбросить уже часа два назад. Фрукты можно оставить. Дополним натюрморт!
Прервав на миг съемку, «Алена» высыпала поверх испорченной еды цыганские таблетки. И сразу же продолжила съемку.
— Так, а что у нас на диване? Девочки, вам есть восемнадцать лет? Я бы и шестнадцати не дала. Четырнадцать, да? Мальчики, а ведь это статья. Ай-яй-яй! А если ваши папочки узнают, как проводят время их деточки?
— Никита, мать твою! — взвизгнул фальцет-Ерофеев, — отними уже у нее телефон!
— Ты что, сука, таблеток наглоталась? Моих таблеток! Как ты себя ведешь, дрянь? — Никита попытался отобрать смартфон, но заорал от боли, когда девушка выкрутила ему руку.
— А ну цыц! В следующий раз пальцы переломаю! Девчонки, а почему вас только двое? Мальчики пожмотились каждому по паре пригласить?
— Ты третья, дрянь, — вступил в диалог «неопределившийся» Костецкий. — Раздевайся, давай! И если я пойму, что ты испортила колеса…
— То поплачешь в подушку над испорченным вечером, — резюмировала «Алена».
— Аленушка, милая, — спросил Никита ласково, баюкая руку, — почему ты так себя ведешь?
— Видишь ли, Никита…
— Для тебя Никита Витальевич! — хозяин трезвел на глазах.
— Я тебя умоляю, Никитушка! Когда ты меня в первый раз послал за этой дрянью, — Алена набрала в горсть таблетки со стола и подбросила в воздух, — я чудом не погибла. Во второй раз мне повезло меньше. Меня убили, но я воскресла. Теперь перед тобой не забитая секретарша Алена, которую мог шпынять каждый, а монстр из ада! Хахаха!
«Алена» демонически захохотала, хотя на мой вкус это звучало мило, а не страшно. Но я пристрастен.
— Так отправляйся обратно в ад, сука! Только телефон оставь!
Фальцет вытащил откуда-то саблю, попытался грозно ею махнуть, но ударился коленом о край столика. Сабля воткнулась в паркет. Я решил, что пора выйти на первый план.
— Убери ножик, порежешься еще, — посоветовал я фальцету, заходя в пентхаус.
— А ты еще кто, — удивился Никита.
— Я дядюшка Боря из Воронежа, где в лесах много-много диких муравьев!
— Волков, дядя, — поправила меня «Алена», — воронежские леса знамениты волками.
— Наши леса изобильны зверьем. То ли дело ваши степи, охоты никакой! Сплошные суслики. Так, хорош бузить. Красотки, одеваемся и валим отсюда. Никита Витальевич, будьте любезны заплатить девочкам.
— Я уже заплатил их хозяину, — буркнул Филимонов.
— А теперь заплатишь им. Щедро!
— Или что?
— Или я твою шею гусиную сверну и скажу, что так и было.
Мне начали надоедать пьяные мажоры, никогда их терпеть не мог. Костецкий сунулся в карман, нащупывая пистолет, Ерофеев тянулся к сабле, пришлось достать моего любимого Тихоню и немного пострелять по светильникам.
— Сидите смирно, недоросли! Никита Витальевич, будьте любезны, отпустите девушек.
Филимонов подошел к одной из картин, отодвинул ее, открыв дверцу сейфа. Банальщина! Никита замешкался, набирая код, глянул на меня со значением, дескать, отвернись, дядя! Размечтался! Пришлось намекающе ткнуть его стволом Тихони в спину.
Хозяин пентхауса долго крутил в руках пачку банкнот, что-то высчитывая в уме. Мне надоело, я вырвал у него из рук деньги, отделил две стопки с палец толщиной, выдал уже одевшимся девочкам и выставил их за дверь.
— Слишком много! — вякнул Филимонов, но я посмотрел на него иронично:
— Думаешь?
— Давай спросим у них паспорта, — встряла «Алена».
Никита поморщился, делая вид, что не понял намек, но фальцет-Ерофеев оказался умнее.
— Они выглядели на все восемнадцать, — пробурчал он.
— Нет, не выглядели, — покачала головой «Алена».
Я бросил остаток денег обратно в сейф, но не дал Никите его запереть.