– Ты не останешься? – спрашивает она, глядя на меня из-под длинных ресниц и выгибаясь так, чтобы коснуться меня своей грудью. У нее очень стройное, гибкое тело, которому мало кто из мужчин может сказать «нет», и она это прекрасно осознает.
– Извини, мне завтра рано вставать.
Ей известно, что я плохо сплю у нее дома. В этом нет ничего личного; тем не менее я неизбежно оказываюсь на диване, потому что не могу заснуть рядом с кем-то еще – никогда не мог. Но сегодня я не хочу оставаться совсем не поэтому.
– Вообще-то у меня есть будильник, – говорит она, засовывая руку за пояс моих джинсов и принимаясь расстегивать ремень. Я опускаю свою ладонь поверх ее, останавливая.
– Я бы с большим удовольствием зашел, но ты меня слишком отвлекаешь, а я еще должен закончить кое-какую работу.
– Работу? Уилл, уже десять вечера. Что это за работа, которая не может подождать до утра?
На этот вопрос у меня нет ответа.
Мой план просто невозможно описать так, чтобы он звучал разумно или этично. И все же когда я думаю о том, что у меня есть возможность остановить Оливию этой ночью, когда представляю, насколько потрясающей она могла бы быть на забеге после полноценного сна, то готов наплевать на все прочие нюансы.
Но, направляясь к дому своей студентки, я вспоминаю вопрос Питера: не стала ли она для меня ненужным искушением? В тот раз я быстро завершил разговор, однако сейчас должен обдумать его еще раз. Действительно ли я здесь ради ее успеха или все же приехал по другой причине? Оливия Финнеган настолько красива, что неизменно притягивает взгляд, даже когда вам не хочется на нее смотреть. Она вызывает желание запомнить тонкие черты ее лица, ее полные губы, напоминающие розовый бутон. Она так прекрасна, что никакие слова не смогут этого передать. Это такая красота, от которой я забываю, как дышать, в те редкие моменты, когда вижу ее улыбку.
Именно это меня и беспокоит.
Я наблюдаю за ее квартирой. Ее тень движется взад-вперед перед окном, и после того как у нее наконец гаснет свет, я сажусь на ступеньки. Я бы предпочел остаться в машине, но сейчас меня так сильно клонит в сон, что я могу просто отключиться и не заметить Оливию, если она пробежит.
На часах почти 02.30, когда я просыпаюсь от глухого стука, раздавшегося внутри ее квартиры. Мое сердце бешено бьется, как будто я вот-вот перейду границу дозволенного, но опять же, я ведь сижу возле квартиры своей студентки посреди ночи.
Думаю, эту границу я уже перешел.
Глава 17
Оливия
Надвигается буря, что-то плохое совсем рядом. За окном светит яркое солнце, но моя мама, словно торнадо, носится из комнаты в комнату.
– Мамочка? У нас все будет хорошо? – спрашиваю я. В этом доме в любой момент может произойти катастрофа.
Она резко разворачивается ко мне, запуская руки в свои темные волосы, будто собирается вырвать их с корнем. Я не должна была ее прерывать…
– Нет! – кричит она.
Это ее гневно-печальный крик, тот самый, что переполнен слезами, которые она сдерживает. Грусть вызывает у нее желание на ком-то сорваться, а потом чувство вины снова делает ее грустной.
– Просто оставь меня в покое на пять минут, Оливия, прошу!
Я киваю и отхожу в сторонку. Тогда мама падает на колени, рыдая и протягивая руки ко мне.
– Прости меня, доченька. – Она выдыхает в мои волосы. – Мамочка просто немного волнуется.
Она говорит, что мы отправляемся в путешествие, но нам нужно уезжать очень быстро. Она просит меня сбегать в подвал и взять несколько игрушек, а потом сходить в свою комнату и принести белое платье, которое я в последний раз надевала в школу.
Я бегу в подвал и выбираю куклу, с которой даже не играю, которая мне даже не слишком нравится – так что при взгляде на нее мне не будет грустно из-за того, что придется оставить. Я возвращаюсь наверх, однако не успеваю дойти до своей комнаты, когда слышу, как снаружи хлопает дверца машины. Мама резко останавливается, по ее телу пробегает жуткая дрожь.
Надвигается буря. Буря, которая пока что снаружи, но уже скоро настигнет нас.
Мама садится на корточки передо мной.
– Беги через заднюю дверь. Беги со всех ног и не останавливайся, пока не доберешься до леса. Ни в коем случае не возвращайся.
Нет. Безопасно там, где мама. Но не снаружи, где нет укрытий, где может случиться все, что угодно.