– Оливия. – Уилл издает вымученный стон, тяжело опуская голову на руки. – Ты рассказала об этом в университете?
Я смеюсь, однако этот смех звучит совершенно несчастно, словно в любой момент готов перейти в плач, хоть я и не способна на слезы.
– Я спала в его квартире, и у меня была худшая репутация в истории той команды по кроссу. Кто бы, черт возьми, поверил, что это изнасилование? Даже если бы я сняла все на видео – все равно никто бы не встал на мою сторону.
– Это какое-то безумие. – Он откидывается на спинку стула, выглядя беспомощным и ошеломленным. – Вся эта ситуация. Ты должна по-прежнему быть в команде ТУ, а этот ублюдок должен сидеть в тюрьме.
Я вздыхаю. Отличие между нами в том, что Уилл не ждет от жизни несчастий и думает, что, когда они случаются, все можно исправить. А мне известно, что это не так.
– Я в любом случае не могла там остаться. Мне бы ни за что не дали стипендию на еще один год.
– Но дело не в этом! – вскрикивает он. – Ты позволила сотням людей считать, будто ты какая-то психопатка, которая ходит и размахивает битой!
– Уилл, я и есть психопатка, которая ходит и размахивает битой. Я не помню абсолютно ничего, после того как увидела биту в углу комнаты, так почему бы людям не думать обо мне соответственно?
– Так вот в чем истинная причина, – произносит он, откидываясь на стуле. – Ты ненавидишь себя за содеянное. Ты испытываешь вину за то, что все зашло так далеко, и таким образом пытаешься ее искупить.
Почему-то его слова всерьез задевают меня, и мне это не нравится.
– Если вы закончили с психоанализом, доктор Лэнгстром, я, пожалуй, пойду.
– Тебе нужно сходить в медпункт и показать скулу.
– Думаю, с ней все в порядке. – Я пожимаю плечами.
– Точно, – отвечает он с намеком на усмешку, – я и забыл о твоем медицинском дипломе. – Уилл встает и опускается передо мной на колени. – Может быть немного больно, – предупреждает он. – Позволь мне просто убедиться, что она не сломана.
Я закрываю глаза, потому что сейчас он чересчур близко. Его теплые губы, его лицо и непреклонный подбородок лишают меня внутреннего равновесия из-за того, что нас разделяет столь малое расстояние. Его большой палец слегка надавливает на мою скулу. Уилл замирает, когда я морщусь от боли, но не убирает руку с моей щеки, ожидая, пока не пройдет это ощущение. Затем он продолжает осмотр, и простое прикосновение его кожи к моей пробуждает во мне другие чувства. Те, что я не должна испытывать. Мои глаза внезапно распахиваются и находят его взгляд. Его ладонь обхватывает мое лицо, его рот слегка приоткрыт, в то время как он смотрит на мой, и мы оба дышим слишком часто. Я хочу, чтобы он поцеловал меня. Я хочу этого так сильно, что кровь закипает в моих венах, а все разумные мысли вылетают из головы. Это необъяснимое чувство висит между нами, словно зыбучий песок, который затягивает так быстро, что борьба кажется невозможной. Уилл наклоняется ко мне, всего на секунду, а затем вдруг отдергивает руку и практически отскакивает от меня.
– Перелома нет, – резко произносит он. – Просто прикладывай лед на выходных, ладно?
Я чуть не бегом покидаю его кабинет. Мысль о потере стипендии меня пугала, но то, что между нами сейчас произошло, в тысячу раз страшнее.
Глава 33
Уилл
Я отказываюсь думать о том, что сейчас произошло.
Ничего не случилось, абсолютно ничего.
Мы поговорили, я осмотрел ее скулу, она ушла проводить выходные, как посчитает нужным, – и я поступлю так же.
Ничего не случилось.
Да, возможно, из-за этого «ничего» я чуть усерднее работаю на ферме в тот день, снова опаздываю к Джессике и настолько рассеян, что едва могу поддерживать беседу все выходные… Но это не меняет того факта, что ничего не случилось.
У меня было много симпатичных девушек. Джессика, бесспорно, была самой красивой в нашей школе. Но все они воспринимались мной как… взаимозаменяемые. Однако в эту субботу, в тот момент в моем кабинете, Оливию заменить было невозможно. Потребность в ней была острой, настойчивой и болезненной, не похожей ни на что из того, что я прежде испытывал. В тот момент во всем чертовом мире не было ничего, чего бы я хотел больше, чем ее. Мне даже показалось, что я вообще больше ничего и никогда не захочу так же сильно… Это было какое-то безумие, и я воспринимаю его как предупреждение.