Перед тренировкой все оживленно болтают, и сочетание волнения и страха делает голоса девчонок еще более визгливыми, отчего они раздражают даже сильнее обычного. В особенности Эрин, чей безостановочный поток слов направлен прямо на меня.
Наконец к стадиону не спеша подходит Уилл, и его кривоватая улыбка заставляет всю команду глупо хихикать, будто они увидели солиста любимой группы. Пожалуй, не будь он таким козлом, я бы и сама на него запала. В нем все идеально: голубые словно лед глаза, волнистые волосы, легкий намек на щетину, губы и то, как он приподнимает уголок рта, когда пытается не улыбнуться. Из-под рукава его футболки выглядывает край татуировки, и я жалею, что не могу увидеть ее целиком…
– Сегодня будете бежать шесть миль в хорошем темпе, как на соревнованиях, – объявляет он. – По всему маршруту я оставил метки, которые укажут вам направление. Я буду ехать рядом и оценивать. Всем остановиться на знаке разворота: там мы заново соберемся, и вы побежите обратно.
«Тебе придется оценивать мой зад издалека, Лэнгстром. Приготовься пожалеть о своих словах».
Когда Уилл дает сигнал начинать, я стартую так быстро, что и он, и вся команда сразу пропадают из моего поля зрения. Я их даже больше не слышу. Во мне столько энергии, что я готова летать! Вот что я люблю больше всего: свободу, абсолютную свободу не думать, не вспоминать и не чувствовать вообще ничего.
Я замечаю только разметку на дороге и смутно осознаю, как пролетают мили. Достигнув знака разворота, я продолжаю бежать. Да, знаю, Лэнгстром велел остановиться, но я в своей стихии и я люблю бег больше всего. К черту Лэнгстрома – он даже не бегун.
Когда рядом раздается рев двигателя, я не оборачиваюсь до тех пор, пока до меня не доходит, что это Уилл, который к тому же кричит мне остановиться. Судя по тому, насколько он взбешен, видимо, он кричит уже довольно долго. И, учитывая, что Уилл выдернул меня из этого момента счастья, я злюсь не меньше его.
Откатив машину на обочину дороги, он выходит из нее и направляется ко мне.
– Когда я говорю остановиться, ты должна остановиться, – рычит он.
– Я бежала. Так и должен выглядеть бег, когда ты не пытаешься «немного сбросить жирок», – огрызаюсь я.
– Тащи свою задницу к развороту и прекрати рисоваться, – рявкнув, он уходит прочь.
Я возвращаюсь к развороту как раз в тот момент, когда до него добегает Бетси – та, что вчера была впереди. Она тяжело дышит, хотя это должно было случиться только к концу маршрута, а никак не на середине. Согнувшись, она упирается руками в колени.
– Ты как, Бетс? – спрашивает Уилл.
– В норме. – Она выпрямляется и поворачивается ко мне. – У нас вообще-то не соревнование.
Тут уж я открыто усмехаюсь:
– Он сказал бежать «как на соревнованиях». Так что вообще-то это оно и было.
– Знаешь что, – зло шипит Бетси, – ты больше не в первом дивизионе. Оказалось, до него ты не дотягиваешь, поэтому хватит делать вид, будто ты такая крутая.
Меня охватывает ярость. Минус интенсивных тренировок в том, что, когда вас кто-то выводит из себя, действие адреналина похоже на воинственный хор на задворках сознания, который требует крови.
– Только одна из нас задыхается. – Я подхожу ближе, чтобы встать к ней вплотную. – Так кто притворяется?
– Хватит. – Уилл гневно смотрит на меня и опускает руку мне на плечо, встав между нами. – Вы в одной команде – вот и работайте в команде.
Просто, блин, невероятно. Он обвиняет в стычке меня, хотя это она ее затеяла. Сезон начался всего два дня назад, а меня уже все это достало. Достала Бетси с ее пародией на бег, достала остальная команда, которая оказалась даже медленнее Бетси, и достал Уилл Лэнгстром, оказавшийся самой большой сволочью из всех, кто когда-либо учил меня бегать.
Отправив нас обратно к кампусу, он продолжает буравить меня недовольным взглядом, и я снова резко стартую, заставляя их обоих глотать пыль позади меня. Я собираю весь свой гнев и адреналин и направляю к одной-единственной цели: обогнать Бетси настолько, чтобы после тренировки она начала себя немножко ненавидеть. Сейчас, пока она тщетно пытается угнаться за мной, она чувствует себя никчемной и слабой. Я так уверена, потому что это чувство мне знакомо. После забега она будет на меня зла, но еще больше она будет зла на саму себя. А еще я знаю, что этот гнев будет мучить ее, тянуться долгие дни, потому что именно это испытываю я сама после поражения. И пусть моя ярость никуда не исчезла, эти мысли меня немного утешают.