– О боже мой, боже мой, боже мой, боже мой, – только и может повторять она.
– Ты убил ее! – хнычет мой брат.
– Перестань плакать, – говорит ему отец. – И пойди выкопай яму.
Но Мэттью его не слушает. Он отчаянно плачет, уронив голову на стол; все его тело поникло, обмякло от горя. Отец хватает его за шиворот, так что лицо Мэттью отрывается от стола.
– Я сказал, прекрати плакать, черт побери, и иди выкопай яму! – кричит он.
Я перестаю плакать так быстро, что даже слегка закашливаюсь. Перестаю мгновенно, как будто это компенсирует тот факт, что Мэттью не может. Мэттью всегда был мягок, в отличие от меня – и это единственное во мне, что когда-либо радовало отца.
«Перестань плакать, Мэттью. Ты должен перестать. Посмотри на меня, – безмолвно умоляю я. – Ты можешь перестать так же, как я. Посмотри на меня».
Даже мама уже пришла в себя. Она хватает Мэттью за руку и сквозь собственные слезы убеждает его успокоиться и пойти на улицу, как сказал папа. Но он не слушается. Он не может. Его слезы своего рода безумие, самоубийство, и он просто не может остановиться.
Я вскакиваю так порывисто, что роняю стул позади себя.
– Я это сделаю! Я сделаю! – Мой голос истеричен от энтузиазма. – Я могу выкопать яму!
– Вот моя девочка, – кивает отец. – Рад, что хоть кто-то в этой семье пошел в меня.
Мэттью бросает на меня взгляд. На его лице написаны презрение и ненависть. Я сделала это ради него, но внезапно сама оказалась монстром – таким же, как и мой отец.
Глава 53
Уилл
Ее крики поднимают всех в доме.
Я оказываюсь в ее комнате первым, а спустя несколько секунд за мной поспевают мама и Брендан: столпившись в дверях, они ошалело смотрят на нас.
– Я выкопала яму, – произносит Оливия, расцарапывая себе горло, как будто ей нечем дышать. Она хватает ртом воздух, один раз, потом другой. – Я выкопала яму.
Она лежит, свернувшись в комочек, плотно прижав колени к груди. Я делаю попытку притянуть ее к себе, но все ее тело так напряжено, что это бесполезно.
– Все хорошо, Лив. Тебе просто приснился кошмар. Все в порядке.
– Нет, – говорит она, задыхаясь, хватаясь за свое горло. – Это был не сон. Это была я. Я это сделала. Я выкопала яму.
– Какую яму? – спрашиваю я, пытаясь разжать ее руки.
– Ту, где он похоронил Мэттью, – отвечает она. – Это я выкопала яму.
Ее рассказ тяжело слушать.
Оливия говорит урывками, все это время закрывая лицо руками. Она рассказывает, как отец повез ее по шоссе копать яму для их собаки и нашел подходящее место в лесу. Она копала до самого вечера. У нее над головой росло дерево, и через непредсказуемые промежутки времени с него сыпались желуди. К тому моменту, когда отец к ней вернулся, было темно, а ее руки покрывали крошечные точечные синячки. На следующее утро Мэттью исчез. Ее отец сказал, что тот сбежал… Под конец своего рассказа она так отчаянно рыдает, что ее начинает тошнить, и я не могу не думать о том, что, возможно, ей было лучше не помнить об этом.
Я остаюсь с ней до утра. Время от времени она погружается в сон, но каждый раз просыпается, задыхаясь, как будто только что все вспомнила заново. Незадолго до рассвета после очередного пробуждения она лежит на нашей общей подушке, уставившись на меня своими стеклянными, невидящими глазами.
– Нам нужно сообщить об этом полиции, Лив.
Я впервые вижу ее напуганной. Даже вчера после своего падения она так не выглядела.
– Нет, – качает она головой. – Я не могу.
– Оливия, твой отец его убил. Ты знаешь, что это так. Если он все еще жив, то его нужно остановить.
– Я не могу, – отвечает она. – Просто не могу.
Утром я оставляю ее спящей и возвращаюсь на работу, в свой кабинет. На моем столе стоит календарь, у которого справа аккуратно вставлена визитка от детектива, и я беру ее в руки. Почему-то я знал, что рано или поздно именно я сделаю этот звонок, а не Оливия.
Я сообщаю о том, что произошло прошлой ночью, и детектив говорит, что ему нужно немедленно ее допросить.
– Она не станет с вами говорить, – вздыхаю я. – Она боится этого едва ли не больше всего на свете.