Он вздрагивает от моих слов.
– Оливия, дело не в выборе. – В его голосе тоже слышна хрипотца. – Нет у меня никакого выбора.
– Но он есть, Уилл, – шепотом возражаю я. – Мне до выпуска осталось чуть больше года: ты мог бы попросить меня подождать. Хоть сейчас ты мог бы попросить, и я бы это сделала, с радостью. Но ты ведь не собираешься меня ни о чем просить, не так ли?
Он прикрывает глаза, и на его челюсти напрягается тот самый мускул. Он ничего не отвечает.
Я хватаю свою сумку и направляюсь к выходу.
– Именно так я и думала.
Глава 56
Уилл
– Вчера я ходила навестить Оливию, – говорит мама.
Прошло три долгих дня… За это время я ни разу не видел Оливию и ничего не слышал от нее.
Три долгих дня, в течение которых у меня в голове крутится одна и та же фраза, как заезженная пластинка: «Я ее потерял».
Не то чтобы я предполагал, что она когда-нибудь будет моей. Просто отказывался думать о том, что настанет день, когда ее больше не будет рядом. Я рассчитывал, что смогу украсть еще немало таких моментов – дома у моей мамы, на стадионе, в горах – и сохраню их в своей памяти. Как будто от этого будет какая-то польза, когда Оливия исчезнет из моей жизни.
– Как она? – спрашиваю я.
– Ничем не лучше тебя. – Мама останавливается, ставя корзину с бельем на диван. – Изо всех сил делает вид, что с ней все в порядке, хотя совершенно очевидно, что это не так.
В ее голосе слышны какие-то сдерживаемые эмоции, и мне это не нравится.
– Ты говоришь так, словно винишь меня.
– Я действительно виню тебя, Уилл. Ты влюблен в нее. Ты хотя бы сказал ей об этом?
Я резко отодвигаюсь от стола. После всех моих ошибок я в кои-то веки поступаю правильно: не могу поверить, что мама еще и злится!
– Это бы ничем не помогло. Я все равно не могу быть с ней, – отвечаю я, стиснув зубы.
Она сжимает футболку, которую держит в руках.
– Уилл, ради всего святого: Оливия на третьем курсе – совсем скоро она уже не будет студенткой и проблема исчезнет.
Я чувствую пульсацию в виске. Никогда не думал, что моя мать может быть наивной или смотреть на жизнь сквозь розовые очки, но сейчас эти мысли так и вертятся у меня на языке.
– Ну конечно. А что потом? Она приедет к нам и будет жить на какой-то дерьмовой ферме, без тренера, без команды по бегу? На ферме, где она не найдет спонсоров и у нее не будет денег, чтобы летать на серьезные соревнования? Она откажется от своего будущего ради этого?
– Никогда не знаешь, как все может обернуться, – не соглашается она. – До этого еще больше года.
– Мам. – Я встаю, чтобы завершить этот разговор, который уже вел сам с собой множество раз. – Я знаю главное: я не могу уехать, а она не может остаться.
К вечеру субботы, когда должен состояться спортивный банкет, я готов отдать конечность только за то, чтобы увидеть ее снова. Я жажду ее, как наркотик. Это бы ничему не помогло, но сейчас мне плевать. Мне просто нужно ее увидеть.
Всю неделю я спорил с собой, с каждым днем становясь все отчаяннее, а мои аргументы с каждой минутой становились все более нелепыми и менее вменяемыми. «Возможно, я мог бы» – так начинается каждая мысль, и каждая порождена безысходностью. «Возможно, я мог бы найти третью работу, чтобы прилетать к ней время от времени». «Возможно, когда Брендан закончит учебу, я смогу себе это позволить». «Возможно, после университета она сама решит, что бег ей больше неинтересен»…
Это говорит моя слабость, и мне просто нужно пережить этот банкет, не поддаваясь ей. Слава богу, тут есть бар.
Моя мама уже пришла, она сидит рядом с Питером. Понятия не имею, как они оказались здесь вместе. Я мог бы взять ее с собой, если она так хотела сюда попасть. Я доверяю Питеру, но, надеюсь, у него не сложилось неправильного представления об этом вечере.
Я иду к бару. Чтобы это пережить, мне нужно выпить, и, возможно, немало. Я беру пиво, сразу осушаю половину бокала и только потом направляюсь в часть зала, отведенную для нашей команды.
На полпути я встречаюсь взглядом с Джессикой. Полагаю, она здесь как специалист по связям с общественностью, хотя эту задачу она точно могла скинуть на кого-то из подчиненных. Она оставляла мне голосовые сообщения, полные слез и гнева, каждый день со Дня благодарения. Примерно в половине из них она сообщала, что скучает по мне и хочет поговорить. В другой половине – что я пожалею о том, как с ней обошелся.
С широкой улыбкой она решительно направляется ко мне, а затем закидывает руки мне на шею и целует в щеку.