- Спасибо, - ответила Гома.
Ндеге вернула листок бумаги в "Путешествия Гулливера", постучала книгой по столу, а затем встала, чтобы вернуть ее на место в книжный шкаф. Она быстро улыбнулась, а затем улыбка исчезла. - Жду развития событий, дочь моя.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Кану и робот двигались по воде рядом друг с другом. Они находились в широком, спокойном море, где на пределе видимости не было ничего, кроме океана и неба. Плавание было достаточно естественным для Кану - он всегда был счастливее в воде, чем на суше, - но мысль о том, что роботу приходится делить с ним одну и ту же неумолимую стихию, показалась ему одновременно смешной и нелепой, глубоким нарушением всего, что было правильным.
- Разве ты не сделан из металла? - продолжал спрашивать он. - А ты не слишком тяжелый для такого рода вещей?
- Ты тоже, - каждый раз отвечал Свифт. Его сюртук выглядел тяжелым и промокшим.
- Но мне нужно всего лишь немного грести, чтобы поддерживать свой вес.
- Это твоя проблема, - сказал Свифт. - Ты вообще не ходишь!
Очередь Кану делать ход наступила уже довольно давно, но всякий раз, когда он чувствовал себя на пороге совершения чего-то, какое-то сомнение останавливало его. Чем дольше он откладывал свой ход, тем сильнее становилась нерешительность.
- Что ж, тогда, - сказал Свифт достаточно любезно, - я просто сделаю еще один ход, пока ты будешь думать об этом.
- Это есть в правилах?
- Разные правила для разных времен. Сейчас мы должны мыслить инновационно. Нет ничего хорошего в том, чтобы сдерживать себя старыми шаблонами.
Свифт взял одну из своих собственных фигур, коня, готовясь поместить его на плавающую доску. Шахматная доска поднималась и опускалась на тончайших волнах, изгибаясь посередине таким образом, что Кану подумал о вялом взмахе крыльев гигантского ската-манты.
Теперь, когда он обратил на это должное внимание, ему показалось странным, что все фигуры были одного цвета. У Кану, похоже, не было никаких своих фигур на доске.
Затем Свифт ослабил хватку на коне. Он выскользнул у него из пальцев, отскочил от бортика доски и исчез под водой.
- Я принесу это, - сказал Кану.
- Не будешь ли ты так добр?
Кану погрузился под воду. Ослепительное солнце было мягче под волнами, и его дрожащий свет падал на тонущую шахматную фигуру. Когда конь спускался, из его рта вылетела струйка пузырьков. Кану потянулся за ним, но его пальцы сомкнулись на воде. Конь все еще падал.
Кану последовал за ним в более темные и прохладные воды. Не бери в голову, он был создан для этого. Он мог оставаться под водой так же долго, как кашалот, и нырять так же глубоко. Он уже чувствовал, как старый двигатель его сердца начинает замедляться, кровь отходит от конечностей.
Но даже с его перепончатыми руками и ногами становилось все труднее соответствовать скорости спуска коня. Вода теперь была почти полностью черной, движение шахматной фигуры было отмечено только серебристой ниточкой пузырьков.
Под ним что-то было.
Это была огромная фигура, сгусток еще более глубокой черноты, чернила на чернилах. На мгновение ему показалось, что это вершина, выступающая из океанского дна. Но черная тварь поднималась ему навстречу. Было удивительно, что он вообще мог это видеть; еще более удивительно, что след из пузырьков все еще был серебристо-ярким. Он удвоил свои усилия, хватаясь за него, даже когда втягивался все глубже. Конь направлялся прямо в сгущающуюся тьму. В черноте начал открываться рот и продолжал открываться, становясь все шире, туннель черноты внутри черноты. Конь спустился в нее, и пасть внезапно захлопнулась, разрезав цепочку пузырьков ножницами.
- Тебе следовало бы повернуть, Кану.
Он узнал ее голос, и он знал ее имя.
Аретуза.
- У меня твой конь. Я проглотила его. Я забрала его в чрево кита. Ты бы хотел получить его обратно?
- Это конь Свифта, не мой.
- Ты можешь получить его, если подплывешь ко мне. Смотри, я снова открываю рот. Просто заплывай внутрь и забирай то, что принадлежит тебе. Или сдайся и вернись к свету.
- Не знаю, что делать.
- Ты можешь умереть. Это решило бы множество проблем. Ты хочешь умереть, не так ли? Ты был так сильно ранен, Кану, что никто не стал бы тебя винить.
- Я не пострадал.
- Ты умер на Марсе. Или ты не помнишь?
Он оторвался от кита. Конь был неважен. Он поднимался и поднимался. Его сердце забилось чаще, кровь возобновила свое нормальное кровообращение. Он догнал пузырчатый след коня и уцепился за него, как за веревку, так что тот тащил его всю дорогу к яркой дрожи поверхностных вод.