- Кану, поговорите со мной.
Он пошевелился. Он повернул к ней свое лицо. Он открыл глаза, моргнул, поначалу казалось, что ему трудно сосредоточиться. - Гома.
- Да, я здесь. С вами все в порядке?
- Да. - Но потом он остановился. Последовало мгновение спокойного раздумья, как будто ее вопросы заслуживали самых искренних ответов, которые он мог дать. - Во всяком случае, я так думаю.
- Кану, вы были внутри Хранителя. Целых три дня. Вы помните что-нибудь из этого?
- Три дня?
- Да.
- Мне не показалось, что прошло три дня. Может быть, три года. Три десятилетия. Со мной случилось кое-что странное, Гома. Я не совсем уверен, что именно. - Затем он протянул руку, и она помогла ему встать, сначала неуверенно, но, казалось, с каждой секундой он набирался сил. - Что-то странное, - повторил он. - Мы были внутри них. Мы пытались заставить их понять.
- Понять что?
- Такими, какими они были раньше. Кем они перестали быть. Какими они могли бы стать снова.
- Не понимаю.
- Порог Гупты-Уинг. Спросите Чику. Свифт рассказал им. Свифт заставил их увидеть - он понимал это лучше, чем когда-либо понимал я.
Его слова ничего для нее не значили, за исключением упоминания о Чику. - Кану, Свифт все еще у вас в голове?
- Нет. Свифт сейчас с ними. Они забрали его, но оставили меня. - С некоторой покорностью он добавил: - Теперь со мной покончено.
- Свифт в Хранителе?
- Во всех них. Он распространяется между ними, как идея, которую они не могут не распространять. Они были слепы к теореме Гупты-Уинг, и как только они переступили порог, у них не было причин сомневаться в себе. Но Свифт дает им повод усомниться в том, кто они такие.
Это звучало как болтовня, но она подумала, что маловероятно, будто Кану Экинья стал бы нести чушь ради этого.
Она взяла его за локоть и помогла вернуться в лагерь. - Упростите это для меня. Я работаю со слонами, а не с машинами. Это хорошо или плохо?
- Мы должны посмотреть. Это все. Как и все остальное. Неужели прошло всего три дня, Гома?
- Стала бы я лгать вам, дядя?
Он споткнулся о камешек; она подхватила его прежде, чем ему был причинен какой-либо вред. - Смотрите под ноги, посол.
- О, я теперь не посол. Я оставлю это моему другу.
- Тогда кто же вы такой?
- Человек, все еще надеющийся найти какую-нибудь полезную цель в жизни. Если это ему позволят. Если он еще не исчерпал свой прием.
- Вам нужно сделать одну полезную вещь.
Прямота ее заявления вызвала смех. - А я должен?
- Да. Вы возвращаетесь в Крусибл вместе со мной. С Ниссой. Если они смогут помочь ей на Крусибле, так тому и быть. В противном случае мы продолжим путь на Землю. Вы знаете эту планету, и мне понадобится проводник, когда я туда доберусь.
- Кто-то, кто убережет вас от неприятностей? Возможно, я не слишком подхожу для этого. В любом случае, Земля будет очень странной даже для меня, когда мы вернемся.
- Вы были в Африке, Кану?
- Один или два раза.
- Она все еще будет там?
- За исключением откровенно невероятного... да, я полагаю. Так и должно быть.
- Тогда вы можете отвезти меня на Килиманджаро. У меня сердце Юнис.
- Только ее сердце?
- Все остальное останется здесь, с Восставшими. - Гома рискнула оглянуться через плечо, на пустеющее небо. - Как вы думаете, Хранитель вернется?
- Нет, еще какое-то время. Им нужно кое о чем подумать.
- Тогда нам нужно будет заняться организацией похорон. Кану, с вами все будет в порядке? Вы потеряли Ниссу, теперь Свифта. И потом, что бы там с вами ни случилось...
- Я справлюсь, Гома. Когда ты уже однажды умер, умение справляться с трудностями становится второй натурой.
- Думаю, вы могли умереть во второй раз.
- Три раза, если учесть Ужас. Я постараюсь, чтобы это не вошло у меня в привычку.
- Пожалуйста, не надо, - сказала Гома.
Гоме выпало возглавить человеческую партию. На этот раз пирамида была поменьше, потому что тело принадлежало человеческой женщине, а не одному из Восставших.
Восставшие проделали тяжелую работу по формированию пирамиды из больших камней различной формы. Они очень тщательно подошли к выбору этих фрагментов, и когда они были уложены в пирамиду, казалось, что они соединяются со сверхъестественной аккуратностью, как будто это были разбитые вдребезги части какого-то некогда единого целого.
Людям оставалось только выбрать свои собственные камни поменьше и заполнить пробелы. Они приложили все усилия, чтобы не расстроить уже проделанную работу.
- Для Юнис, - сказала Гома, кладя на пирамиду один камень в форме кулака. - Пусть эти камни свяжут нить ее воспоминаний с теми, кто уже перешел в Воспоминание. Пусть они привяжут ее к обещанию черных небес, которых она жаждала, и к воспоминаниям о голубой Земле, которую она никогда не переставала любить. Ее звали Юнис Экинья, и ее кровь - это моя кровь. Они называли ее Сенге Донгма, львинолицая. И я верну это львиное сердце в то место, которое она знала ребенком.