Впрочем, скорее всего, я считал так напрасно. Похоже, мужчины ее не интересовали вовсе (я и до сих пор на девяносто девять и девять в периоде уверен, что жена мне не изменяла). Нет-нет, не в том смысле, что ее привлекали женщины!.. Даже это меня, наверное, в какой-то мере обрадовало бы. По-видимому, ее не интересовал секс вообще, во всех его проявлениях. Он был для нее лишь тягостной обязанностью. И выполнить эту «черную» работу, когда отлынить от нее не представлялось возможным, она старалась как можно скорей, лишь бы я наконец оставил ее в покое (вот это «оставь меня в покое» было вообще ее коронной фразой, и не только в сексе). Причем, делать это она предпочитала исключительно в темноте. Любые мои попытки включить хотя бы ночник пресекались на корню, а уж речи о том, чтобы заняться этим днем или вообще не в постели, не могло идти в принципе! Только ночью, только в темноте, обязательно в постели, исключительно в одной, стандартной «миссионерской» позе.
Что это было? Одной из производных все той же Наташиной зажатости, составляющей ее «кантовской» сущности? Я не знал… И это поначалу выводило меня из себя чрезвычайно. А потом я привык (насколько к этому вообще можно привыкнуть), постарался исполнить заветное желание супруги — оставить ее в покое. По крайней мере, пока не брала свое элементарная физиология.
Зато я был безмерно благодарен Наташе за то, что она подарила мне замечательных деток! Вот эта часть моей давней мечты воплотилась на все сто! Старшей, Катеньке, исполнилось уже двенадцать, Лешке десять. Дети росли добрые, умные, послушные… Причем все в меру. Не «идеальные», лубочные румяные пупсы, шагающие в ногу под барабан и горн и со счастливой улыбкой пьющие по расписанию рыбий жир, а обыкновенные современные ребята, обожающие компьютерные игры и не очень любящие читать, слушающие музыку (не обязательно ту, что стал бы слушать я), делающие уроки без особого желания и не всегда старательно… Вообще-то и Леха, и Катя больше были домашними детьми, и если по отношению к Катерине это меня только радовало, то вот за Лешку я слегка переживал — сам когда-то был таким же домоседом, и потом довольно сложно оказалось вливаться в бурный поток взрослой жизни.
Дети были очень нежными с нами и ласковыми. И я видел, что это не притворство, они искренне нас любили. «Любезная моя Катерина Матвеевна», — дурашливо обращался я к дочери, на что она заливалась колокольчиком и висла на моей шее, лобызая мне щеки. «Ох, Леха, Леха, мне без тебя так плохо!» — вздыхая, говорил я сыну, и мальчишка горделиво вскидывал голову и подмигивал мне: «А то!», а потом подходил и тыкался мне головой в живот, шепча: «Мне без тебя тоже…» Сердце мое оттаивало с ними, и отношение ко мне Наташи отходило уже на второй план.
Вот и сейчас, вспомнив о детях, мне стало хорошо, тепло и спокойно, и я заснул с улыбкой на губах. В остаток ночи ничего мне больше не снилось.
Вера Михална выглядела недовольной. Она бросила на меня взгляд, полный укоризны и, кивком ответив на приветствие, осуждающе вздохнула:
— Все-таки поддался…
— О чем вы, Вера Михална? — прикинулся я дурачком, мысленно восхищаясь проницательностью замши. Ей бы в контрразведке работать — этакий Штирлиц в юбке.
— Сам знаешь о чем, — фыркнула заместительница и грохнула кулаком по огромному степплеру, пробив толстую пачку листов. Мне показалось, что на месте бумаги она с садистским вожделением представила сейчас мои пальцы, а то и кое-что похожее, но в единственном числе.
— Не понимаю, — сказал я, усаживаясь на рабочее место.
— Не понимает он! — еще раз злобно клацнула степплером замша, отчего у меня тревожно заныло в паху. — К Зориной ходил?
— Ну, ходил! — с вызовом ответил я. Но не удержался и стал все же оправдываться: — А что такого? У нее Интернет не подключался!..
— Подключил? — язвительно поинтересовалась Вера Михална. — Сколько раз?
— Ну, знаете!.. — возмущенно подскочил я. — Все-таки я ваш начальник! И вообще… Я взрослый человек. — Но моей независимости хватило ненадолго, и оправдание снова вырвалось против моей воли: — Не было у нас ничего. Того, что вы думаете…
— А что я думаю? — снова фыркнула мудрая коллега. Но степплер на сей раз оставила в покое, и я заметил, что сердитые морщинки на ее лбу несколько разгладились. — Ничего я не думаю. Это ты думать должен, кого на должность брать будешь.
— Так вы ведь уже сказали кого.
— Вот как? — искренне удивилась Вера Михална. — Это ты Маечку имеешь в виду? Черникову, в смысле?..