— Погоди! Куда же ты?! — рванулся я было следом, но нескончаемый поток мчавшихся слева автомобилей никак не давал мне раскрыть дверь. В конце концов Машин силуэт затерялся среди фигурок людей в морозной декабрьской дымке, и мне не оставалось ничего иного, как завести двигатель и, выждав «окно» в веренице спешащих машин, развернуться и направиться к дому. При этом чувствовал я себя не просто дураком и тупицей, а беспросветным идиотом, не понимающим, как оказалось, ничего в этой жизни.
Когда я вернулся домой, меня ожидали тишина и темнота. Первой мыслью было то, что Наташа, поверив все-таки в мою измену, забрала детей и ушла к маме. Разумеется, это оказалось полнейшей глупостью. Просто, глянув на часы, я понял, что все давно спят, — было уже за полночь. Правда, неприятно кольнуло, что Наташа не дождалась меня. Ведь я обещал ей серьезный и откровенный разговор. Неужели ей не интересно? Да и мне хотелось поскорее разделаться с этим… Хотя, если подумать, все оказалось как раз мне на руку. Всю необходимую «подготовку» к неприятной беседе провела Маша, да и я, с ее подачи, кое-что успел «прояснить». Так что сейчас и мне было бы легче продолжить, и Наташа была бы не столь огорошена… А теперь вот — придется все начинать сызнова. Завтра. И какой при этом будет у жены настрой — поди угадай!
Я умылся, почистил зубы и по недавней привычке побрился на ночь. Затем осторожно прошел в спальню, разделся и, почти не дыша, забрался под одеяло. И буквально ошалел, когда меня обвили руки супруги, а сама Наташа прижалась ко мне горячим телом.
— Матвей, Матвей! — часто-часто задышала она. — Не бросай меня! Пожалуйста, не бросай! Ну, прости меня за все — за все прости, только не бросай!..
По щекам жены текли невидимые в темноте слезы и, обжигая, падали мне на грудь.
— Ты что?.. Наташа, ты что?.. — залопотал я, но ладошка жены зажала мне рот.
— Не надо, не говори ничего! Пусть!.. Пусть все, что угодно, у тебя было и с кем угодно! Пусть! Я сама виновата! Я знаю… Я такая… холодная, сдержанная… Ты ждешь от меня чувств, страсти, а я… Но это не оттого, что я не люблю тебя, Матвей!.. Не оттого!.. Я ведь… я очень тебя люблю!.. Просто… я вот такая… какая есть… Ну, не могу я стать другой! Не могу переступить через себя, ничего поделать не могу!.. Словно сидит во мне этот тормоз и не позволяет мне проявить то, что ты ждешь… Но ты не думай, Матвей, мне нужен ты, нужны твои ласки!.. Я буду что-то менять в себе, буду пытаться стать такой, какая нужна тебе… Ну, хочешь, я… вот прямо сейчас… — Наташа неуклюже ткнулась мне губами в ключицу, чмокнула меня в грудь, живот, подалась еще немного назад, вновь опустила голову…
Я не сразу сообразил, что она собирается делать, а когда до меня дошло, я почувствовал, что вспыхиваю весь — от пяток до макушки!..
— Нет, нет!.. — отпрянул я, натягивая на живот одеяло. — Наташа, не надо!..
Жена уткнулась лицом в подушку и заплакала. Громко, навзрыд. Сквозь судорожные всхлипы глухо слышалось:
— Совсем… не любишь… Без тебя… не могу!.. Люблю!.. Только ты… один… нужен!..
Каждое ее слово, каждая фраза хлестала меня саднящей, жгучей болью. Я ожидал от Наташи истерики, но совсем не такой. То, чему я стал свидетелем только что, никак не укладывалось в построенные мною заранее варианты нашего объяснения… Я и представить себе не мог, что, оказывается, испытывала по отношению ко мне жена, что она чувствовала, о чем думала, чем терзалась!
А я, бездушный, черствый и — правильно сказала Маша — тупой… Как я относился к жене? Почему не сумел разглядеть раньше?! Почему я вообще не могу определить, что меня любят? Может быть, потому, что не умею любить сам?.. Но разве я не люблю?! Ведь я люблю Майю. Я мечтаю о ней, хочу ее. Я попытался вызвать в памяти желанный образ, но мне почему-то никак не удавалось это. Потому ли, что рядом плакала от неразделенной любви другая женщина?..
Я прислушался. Наташа все еще всхлипывала, но дыхание ее стало ровнее. Она лежала все так же, уткнувшись лицом в подушку. Глаза мои привыкли к темноте, и я различил ее худенькие, изредка вздрагивающие плечи, по которым разметались темные, а сейчас и вовсе черные, длинные, такие любимые мною когда-то волосы. Я невольно коснулся их рукой, и Наташа тотчас откликнулась — вздрогнула, метнулась ко мне, прижалась к груди, зашептала что-то быстро-быстро, касаясь влажными губами кожи…
И я почувствовал, как сильно хочу ее сейчас! Такое случалось со мной в последнее время только во сне… Шарахнуло внизу живота жаркой сладостью, заныло, задергалось, просясь наружу… Я резко сдернул трусы, услышав, как с жалобным звуком лопнула резинка, прижался пылающей твердостью к бедру жены, потянул кверху ее ночную рубашку, скользя предплечьями по гладкой, горячей коже…