Наташа мелко задрожала, стала лихорадочно помогать мне. Ночнушка трещала по швам, не желая сдаваться, но вскоре была побеждена и отброшена на пол. Жена подалась ко мне, выгнула спину, приподняв живот и расставив ноги.
Я горел желанием тотчас же ворваться в нее, но понял, что должен сделать сейчас нечто большее… Я понял это не сознанием, не холодным рассудком, а чем-то гораздо более глубоким, древним, что уходило корнями в естественную, природную, животную мою сущность. Я действовал на уровне инстинктов, а значит — по-настоящему, безусловно правильно…
И я нежно, но решительно уложил Наташу на спину, лег на нее чуть сбоку, обняв ее горячее, гладкое бедро и стал целовать ее так, как не целовал еще за все тринадцать лет нашего знакомства. Сначала жена отвечала мне нехотя, неумело, как всегда… Но потом словно проснулась, ее губы и язык ожили и стали отвечать мне, пусть не всегда так, как мне хотелось, но самое главное — страстно и искренне. А я уже направился ниже, к шее, ненадолго приподнялся к уху, пробежал языком по краю раковины, лизнул мочку, сжал ее зубами, не сильно, но так, что Наташа охнула и задрожала уже не мелко, словно от озноба, а сильно, выгибая спину, вонзая в мою кожу ногти…
Тело жены призывно белело в темноте, и мне стало невыносимо обидно, что я не могу видеть его, что я так и не видел его, полностью обнаженное, ни разу, по сути, за все тринадцать лет!.. Я привстал, протянул руку и дернул за шнурок торшера. Наташа громко охнула, ухватилась за край одеяла и попыталась натянуть его на себя. Но я прижал одеяло рукой, а потом и вовсе отбросил его в сторону.
— Не надо, милая, — сказал я, глядя в изумительно прекрасные, серые — но не оттого, что были родом из будничной яви, просто это тоже был один из волшебных цветов сказки, — испуганно-огромные глаза. — Ты так красива! Дай мне полюбоваться на тебя!..
Я ожидал привычных возражений, но жена, помедлив всего пару мгновений, расслабленно откинула голову на подушку и сделала что-то еще, какое-то неуловимое движение, отчего мне показалось, что само ее тело шепнуло: «Я твое! Люби, ласкай, возьми меня!»
И я вознаградил прекрасное тело всей своей нерастраченной нежностью. Я осыпал его страстными поцелуями, самыми изысканными ласками, на которые толкала моя взбудораженная фантазия!.. А Наташа благодарно принимала их все… Пусть она еще не раскрепостилась настолько, чтобы дарить мне ответные ласки, но мне это сейчас было и не нужно. Оказалось, что давать — ничуть не менее сладостно, чем брать.
А когда мои губы и язык очутились там, где я и в мечтах своих боялся их представить, когда они превратили меня в пульсирующий комок ликования, я почувствовал, я наконец понял, что Наташа испытала то, что я уже не надеялся ей дать никогда в жизни! Она изгибалась и стонала, она вцепилась в мои волосы и так прижала голову, что я боялся задохнуться… Но задыхался я в первую очередь от невыносимого, невозможного счастья, ощущая сладкие судороги изумительно прекрасного женского тела, слушая бессвязные, восторженные вскрики и стоны жены.
А потом, словно в награду, я позволил и своему естеству получить долгожданную разрядку. Я вошел в Наташу медленно, запечатлевая в сознании каждый невероятно сладостный миг… Я слился с женой, стал с ней одним целым, прочел ее мысли, ощутил ее желания… И понял, что никогда не смогу от нее уйти.
Все закончилось, к огромной моей досаде, очень быстро — слишком уж я перевозбудился. Но Наташа успела все-таки еще раз достичь высшей точки… И лежала теперь с закрытыми глазами, разметав по подушке и моей груди темные шелковистые волосы, раскинув руки и ноги, расслабленная, умиротворенная, счастливая…
Внезапно она распахнула глаза, их прозрачная серость подернулась темной завесой тоски и тревоги, и жена прошептала:
— Не уходи от меня, Венечка! Пожалуйста, не уходи!..
И столько в этих двух фразах было безысходности, столько нежности, невысказанных чувств, надежд и желаний, что я просто не мог сказать в ответ ничего иного, как:
— Не уйду…
А Майя в ту ночь мне так и не приснилась.
Матвей и Майя
Майе в ту ночь было не до снов. И вообще не до сна. Вернувшись с неудачного свидания, она застала дома свекровь, укладывающую спать Сашку. Ивана не было. Зоя Сергеевна, выйдя из детской, сказала, что тот звонил, просил ее посидеть с внуком, а сам пошел «обмывать» купленную другом машину.