Увидев ее, Саша не удивился ничуть.
Она прошла мимо. Он успел подробно еще раз разглядеть ее среди идущих, не сравнивая ни с кем.
Просто смотрел, как она шла.
Платье белое, сумочка покачивается.
Очень молодая, очень, и светлая челка на лоб.
Куда идет? - и ничего не видит, и его не видит. Вот так. Мимо.
Спины прохожих заслонили Катю - она исчезла за ними, - и это произошло так внезапно, что он вначале удивился, а уж потом испугался - ему показалось вдруг, что никого у него не было в городе, кроме нее, - никого, вот. Она исчезла.
Он бегом бросился по бульвару, мало на что надеясь, но и надеясь все же на то, что вдруг повезет.
Еще издали он окликнул ее - не веря, впрочем, что это она.
Она обернулась сразу же - как будто ждала.
Он, зная теперь точно, что это Катя, не мог сразу поверить в такую удачу.
Лицо ее, доверчивое, радостное, - приближалось.
Она даже не подозревала, как была нужна Саше сейчас, а он ей.
У Саши был вид человека с хорошей новостью, счастливым известием.
Вот очень скоро, сейчас, подойдет и - скажет...
- Здравствуйте, - сказал Саша. - Давно не виделись.
- Здравствуйте, - весело ответила она. - Где же вы все пропадаете?
- Пропадаем - это уж точно. Синим пламенем горим. А белый цвет вам к лицу.
- Для вас стараемся, а вы все где-то пропадаете.
- Мороженого хотите?
- Конечно.
- Одну минуту, - сказал Саша. - Не исчезайте.
Он скоро вернулся - с цветами. Красные гвоздики. Протянул.
Цветы как цветы. Точно такие же, как и у других.
Лето, цветы.
Пух тополей - над бульварами, серп луны, воздух жаркий, городской раскрытые настежь окна первых этажей, девочка под зеленой лампой, читающая книгу, - в раме окна проплывает мимо, и тут же медленно разворачивается расположенная за тремя окнами полуподвала ярко освещенная мастерская абажуров - подвешенные к потолку каркасы, похожие на клетки для птиц, и уже готовые, обтянутые шелком - мерно покачивающиеся от летнего сквозняка, - их собирают женщины за большим столом, в летних открытых платьях движенья рук, плеч - покачивание разноцветного шелка - и снова тьма улицы, и близость, возникшая между ними, как будто они узнали что-то, понятное только двоим.
Впереди, за листвой бульвара, над крышей цирка уже затанцевали огненные буквы, вспыхнула огромная афиша.
Перед цирком, как всегда, толпились люди.
Саша и Катя встали в конец длиннейшей очереди за билетами: вдруг повезет.
* * *
Затемненный фургон, койки в два яруса. Люди в узком проходе, на верхних койках.
- Пустите меня, отпустите! Девочки... Не могу! Что вы со мной делаете! - умоляла совсем молоденькая девушка подруг, сдерживающих ее на постели.
Простыня была в крови, рядом валялись полотенца - в крови.
Лицо девушки - смятенное. В глазах, раскрытых широко, - просьба, испуг.
В фургончике стояли молча, в окна заглядывали.
- Всем немедленно выйти отсюда, - сказал Петр.
На него посмотрели с интересом, но никто не вышел.
- Пустите меня! - надрывался голос девушки.
- А ну, сматывайтесь все! - с внезапной грубостью приказал Петр. - Все до одного! Быстро!
Он схватил того, что стоял поближе, приземистого парня в темной от пота майке, с лоснящейся спиной, и с силой вытолкнул в дверь.
Парень не сопротивлялся.
Попятились по фургончику и другие, сыпанули любопытные девки с верхних коек.
- А ты - останься! - задержал Петр рослую девушку в линялой ковбойке она последняя торопилась к выходу, с трудом протискивая свое большое тело в проходе.
Девушка испуганно оглянулась.
- Идем, поможешь! - Петр подтолкнул ее в обратную сторону, к койке.
- Лежать, лежать, - осторожно, но твердо он вернул пострадавшую к подушке, - та-ак, без истерик. Времени у нас с тобой мало.
- Я вас не звала! - притихшая было девушка с силой (откуда что берется!) оттолкнула Петра ногой, снова пытаясь подняться, сорвать полотенца, которыми были замотаны ее руки.
- Что вы лезете в чужую жизнь! - кричала она. - Не трогайте меня! Не хочу!
Петр вдруг наотмашь ударил ее по щеке. Раз. Еще раз. Спокойно, без малейшего раздражения - так больному дают стакан воды.
На Петра оторопело смотрели испуганные детские глаза.
- Схлопотала? - Петр уже делал укол. - Могу еще. - Он разложил инструменты, затянул жгут.
- Зря стараетесь, - зло сказала девушка. - Я все равно жить не буду.
- Ноги ей подержи, - приказал Петр своей помощнице, не обращая на слова девушки ни малейшего внимания. - Молчи, не разговаривай.
Петр работал быстро, времени у него и на самом деле было в обрез.
Девушка потеряла много крови.
Руки его действовали с точностью и легкостью автомата.
Он накладывал швы на вены, делал уколы. Без малейших, казалось, усилий, не торопясь особенно, но в этой внешней неторопливости и есть тот единственный ритм настоящей работы, высшего профессионализма.
Девушка все переносила молча, только лицо ее напряглось от напряжения.
- Молодец... - говорил Петр. - Еще немного. А терпеть нечего. Хочется - кричи. Помогает. Не хочется?
Девушка только крепче закусила губы.
- Голова кружится? - спрашивал Петр.
- Кружится, - слабо сказала девушка. - Немного...
В фургон вошел милиционер, потный, усталый. Тяжело опустился на соседнюю кровать.
При виде милиционера, вытирающего лицо мокрым платком, глаза девушки округлились от страха.
- Что с тобой? - сразу спросил Петр. - Плохо?
- Ну и дура ты, Надька, - сказал милиционер будничным голосом. - Ну, дура...
Петр повернулся.
- Сержант, после, ладно? После, после... - кивком головы показал на выход.
Сержант понимающе кивнул и, вздохнув, с той же тяжестью поднялся со стула.
Петр продолжал работу.
- Чего он приходил? - заволновалась вдруг девушка. - Он не за Ленькой приходил? - казалось, что боль операции, страх, все отступило куда-то назад и стало несущественным для нее после появления милиционера. - Не за Ленькой?
- За каким Ленькой? - Петр сшивал вену.
- Ее Ленька, - усмехнулась недобро помощница. - Это она из-за него... Не бойсь, не заберут твоего Леньку, - в голосе ее было столько презрения к этому неведомому Леньке, что Петр невольно улыбнулся.