Это был не их человек. Да, совершенно точно - чужой - зритель. Так, впрочем, уже бывало.
Коверным - что делать? - не гнать же проходимца в шею, тем более сами звали.
Пришлось обыгрывать ситуацию, тем более - они оценили это сразу внезапный артист оказался редкостно одаренным.
...Саша, приближаясь к арене, видел недоумевающих коверных, все он прекрасно видел - он вдруг увидел и себя со стороны, и ему абсолютно расхотелось участвовать в этом спектакле, но уже было поздно - не сбежишь.
...Человек, который в неестественном положении ведет себя естественно, то есть - нелепо, всегда очень смешон.
Все его такие обычные, обыкновенные поступки, жесты, любые слова - все вызывает смех.
Надо сказать, что вряд ли какой-нибудь артист так веселил зал своей абсолютной неприспо-собленностью к происходящему, беззащитностью перед обстоятельствами - оседлать коня. Он безостановочно и совершенно одинаково улыбался - а что ему оставалось делать?
Он вполне оценил коверных - они оказались ребята приличные и особых чудес с ним не производили, но все же были вынуждены - по необходимости вынимать у него из уха гирлянду разноцветных флажков, выпускать из него курицу - к ликованию зала, вынуждены они были и усадить его на коня конечно, спиною по ходу движения - и Саша уже мало что соображал и мало что видел, когда конь бережно нес его по арене - лица смешались, оркестр исполнял галоп, коверные потешно скакали вокруг, а он улыбался, пока не свалился, но и свалившись, он продолжал бессмысленно улыбаться - это выражение как бы застыло на нем - маской.
Соседи Кати смотрели на нее с большим уважением - они не сомневались уже, что рядом с ними сидел еще недавно артист - он так ловко и смешно сюда подсел, всех разыграл, прикинувшись зрителем, и соседи, ободряя всячески его выступление, надеялись, что и Катя вскоре удивит всех каким-нибудь потрясающим трюком - то ли исчезнет на глазах - взлетит под купол, то ли уйдет прямо отсюда по возникшему внезапно канату - да мало ли что еще может произойти с партнершей этого нового, но, без сомнения, способного клоуна.
А Катя с ужасом ждала конца - скорей бы, поскорей бы. Она понимала, что он-то ничего не может изменить - ни уйти, ни прервать, ничего, только улыбаться - а что может она? Пойти к нему, увести? - вмешаться? - это показалось бы продолжением общей игры.
Саша все улыбался. Коверные ринулись его качать. Он взлетал с каждым разом все выше и выше.
Под барабанный бой.
Кидали его, надо сказать, умело - вращали, переворачивали - все мягко. Он, взлетая, не знал, как опуститься - и когда это все кончится - он тоже не знал, и все же у него хватило сил вырваться - он упал, встал, пошел прочь.
За ним побежали, он повернулся - уже не улыбаясь, а совсем буднично, обернулся, но игра не кончилась, нужен был финал - и ловкие руки коверных начали извлекать из его карманов поллитровки - четыре. Из каждого кармана.
Публика рукоплескала.
Саша беспомощно и послушно давал себя вращать, поворачивать и заключением была огромная вобла - ее каким-то чудесным образом, перевернув Сашу вверх ногами, вытрясли из него на манеж.
Когда Сашу поставили на ноги, он еще покачивался.
Улыбка неожиданно вернулась к нему.
Вообще - со стороны это было смешно. Покачиваясь, нетвердыми ногами он миновал какие-то блестящие столбы и приспособления для следующего номера и точно направился к ведру воды - у самого барьера.
Коверные замерли.
Саша - с полным равнодушием - взял это ведро и вылил его себе на голову. Полное ведро.
Ему аплодировали.
Он раскланялся - но как-то очень коротко, - и, повернувшись, пошел через манеж к кулисам.
Соседи Кати были в полном восторге.
Деревянным шагом в сторону кулис.
Как был, в мокром костюме, он стремительно шел по пустому, слабо освещенному фойе цирка.
С арены доносилась музыка - играли вальс.
Фойе здесь - полукругом, и он с ходу, выскочив из-за поворота, налетел на Катю.
Вода стекала с него, лицо остановившееся, злое.
Катя не знала, что ему сказать. Только произнесла:
- Саша...
Взгляд ее участливый был невыносим, раздражал.
- Что Саша? - сорвался он. - Что тебе здесь нужно? Чего не видела? Катись отсюда к чертовой матери! Представление окончено! Ясно? Оставь меня в покое!
- Ясно... - согласилась Катя, и это ее спокойное согласие его подхлестнуло.
- Ну что ты на меня уставилась? Цирк? Убирайся, слышишь! Всё!
Саша кинулся от Кати в противоположную сторону. Мгновенно преодолел отрезок замкнутого круга.
Стена перед ним.
Служебная дверь: хода нет.
Он рванул обратно - с той же решимостью.
И опять Катя на том же месте. Уткнувшись в стенку, она плакала.
Вся тяжесть этого дня, неприятности, волнение за Петра, Саша с ведром, его беспомощная истерика - все это прорвалось, и она рыдала, даже не пытаясь сдерживать себя.
Саша стоял перед ней, и - странно - вид ее, плачущей, вдруг сразу как-то успокоил его.
Он решительно взял ее за руку и повел к выходу. Она покорно шла за ним.
Им везло в этот вечер.
Такси оказалось рядом.
Водитель ничуть не удивился мокрому с ног до головы пассажиру и его плачущей спутнице. Мало ли чего навидался московский таксист.
- Куда? - только спросил он.
- Прямо.
Катя всхлипывала на его плече, успокаиваясь.
Машина неслась по вечернему городу.
- Вы что, артист? - все же не вытерпел водитель.
- Да, прямо с работы, - ответил Саша.
- А-а, - понимающе кивнул водитель.
Катя высморкалась в платок, чихнула и, отодвигаясь от Саши, сказала:
- Тебе надо переодеться. Где ты живешь?
Вертолет шел над лесом.
Обычный зимний пейзаж, ничем не омраченный.
Летний солнечный день.
И обычный полет. И привычные повороты, все, как вчера, как позавчера, в среду.
И вдруг командир присвистнул, причем так свистят только самому себе, да и то в редких случаях.
Свист короткий - далее - действие:
- Коля, - второму пилоту, - я смываюсь. - Он привстал с кресла: Давай, рули, понял?
Волк рывками бежал по глубокому снегу, оглушенный ревом двигателей, не представляя вполне, какой опасностью грозит ему летящая чуть справа большая тень от вертолета.