— Да ты что? — удивляется Керри.
Джейни смеется.
— Ничего! Ты бы заткнулся, Кейбел.
Керри сворачивает на подъездную дорожку.
Снаружи прохладно. Свежо. На дорожке к дому Ханнаган в свете полной луны оранжевым блеском отливает Этель. Керри берет свои вещи и зевает.
— Ну, мне пора. До встречи, ребята.
Она бредет к дому, заходит внутрь и, перед тем как закрыть дверь, машет им рукой.
Джейни берет сумку и, помахав Керри, смотрит на Кейбела. На лужайке перед домом Джейни им обоим как-то неловко. Джейни подходит к двери.
— Может, заглянешь на минутку? — спрашивает она, стараясь, чтобы голос не выдал волнения.
— Почему нет? — отзывается Кейбел с заметным облегчением. — Я думаю, нам есть о чем поговорить. А твои предки дома?
— Мама дома, но, скорее всего, она у себя в комнате. А больше никого нет, мы вдвоем живем.
— Классно, — говорит Кейбел и смотрит на нее понимающе.
Они заходят. Никаких признаков матери Джейни не наблюдается, за исключением полной раковины грязной посуды да пустой водочной бутылки на кухонном столе.
— Извини за бардак, — говорит Джейни, понизив голос.
Ей неловко. Вчера утром она оставила дом в идеальном порядке.
— Не бери в голову. Приберемся потом, если хочешь.
Джейни машет рукой в сторону гостиной.
— Давай туда.
— Ты там спишь? — Он и не думает ее подколоть.
— Нет, в своей комнате. Пойдем.
Она показывает ему свою комнату.
— Круто, — говорит Кейбел, смотрит на кровать, резко разворачивается, и они возвращаются в гостиную.
— Есть хочешь? — спрашивает она.
— В животе урчит, — признается Кейбел.
— Сейчас посмотрю, что у нас есть.
Джейни проверяет содержимое кухонных шкафов и холодильника и возвращается с пустыми руками.
— Увы, — говорит Джейни. — Извини, ничего нет.
Она поворачивается к нему и понимает, что все это время он смотрел на нее.
— Может, разоримся на пиццу?
— Звучит заманчиво.
— А тебе хочется выходить?
— Честно говоря, не очень, — отвечает Джейни, пожимая плечами и потирая затылок.
— Ну и ладно. Закажем по телефону.
Джейни набирает номер «Фреде пицца энд гриндерс»[22] и делает заказ.
«Тридцать минут».
Кейбел бросает на журнальный столик двадцатидолларовую бумажку и садится.
— Кейб.
— Да?
— Что это такое?
— Это двадцать долларов, Ханнаган.
Джейни вздыхает.
— Только давай не будем морочить друг другу голову.
— Конечно. Это как раз в основе наших отношений. Разве нет?
Он язвительно улыбается и опускает глаза.
Джейни чувствует, как его слова повисают в воздухе, и это не предвещает ничего хорошего.
— Слушай, извини, — начинает она. — Мне действительно стоит многое тебе объяснить. Но я знаю, что у тебя нет кучи денег, чтобы тратить их еще и на меня. Как насчет того, что я сама заплачу за пиццу?
— Никак. Еще вопросы есть?
Джейни садится рядом. Качает головой.
— Ладно, — говорит она, уступая.
Поджимает под себя ноги и поворачивается к нему.
— Ладно, — повторяет она. — Как тебя угораздило дважды угодить в этот сон?
Кейбел смотрит в сторону, потом снова на Джейни.
— Ага, стало быть, сразу берем быка за рога?
— Пожалуй, да.
— Хорошо. Ну… думаю, дело в том, что я… Не имею. Ни малейшего. Долбаного. Понятия. Да, и скажи, когда настанет моя очередь задать тебе несколько вопросов. Потому что мне хочется знать, каким таким манером ты. Попадаешь. В мой сон. Привет.
Джейни вспыхивает.
— А что, некоторые сны у тебя классные.
— Это да.
Кейбел подается вперед и берет ее за подбородок. Она этого не ожидает. Он тянет ее к себе, проводит подушечкой большого пальца по ее щеке. И губами касается ее губ.
Джейни забывает обо всем. Закрывает глаза и кладет руки ему на плечи. Он целует ее нежно и долго. Пальцы Кейбела зарываются в ее волосы, и он привлекает ее ближе. Но когда объятия становятся теснее, Джейни отстраняется. У девушки такое ощущение, будто тело у нее без костей.
— Черт! — фыркает она. — Ты… ты…
Он безмятежно улыбается. Губы у него все еще влажные.
— Да?
— С тобой целоваться приятнее, чем я представляла. Даже…
Он хлопает глазами.
— Нет. Нет, нет и нет! Только не говори, что ты там была.
Джейни закусывает губу.
— Ну, не имей ты привычки спать на самоподготовке, я бы туда не попала.
— Боже милостивый! — восклицает он. — Ничего святого!
Он смущенно отворачивается.