Матьяс поверил мне и Симоновым, но больше всего - своему собственному сердцу, которое подсказывало, что его любимая никогда не совершила бы такой грех - уничтожить две жизни и причинить ему страшную боль. Комиссия наконец поверила нам, так как и пастор отозвался о Марийке наилучшим образом.
Потом в выдвижном ящике стола Матьяс обнаружил начатое письмо, в котором Марийка просила его возвратиться домой, так как она чувствует себя очень слабой и что у нее часто кружится голова; она писала также, что боится умереть во время родов. Ни единым плохим словом не помянула невестка свекровь, лишь просила мужа, если Господь ее вдруг отзовет, отдать ребенка ее приемной матери, чтобы свекровь с ним не мучилась, так как она уже стара. На том письмо оборвалось, наверное, она не смогла его дописать до конца. Но именно это письмо и помогло старухе, и суд оставил ее в покое. Устроили поминальную трапезу, вся деревня была в церкви, и все плакали. Но и сегодня некоторые думают, что Марийка утопилась. Если у старой Янковской с кем-нибудь в деревне возникала ссора (а она с годами становилась все сварливее), ее сразу упрекали, что она погубила сноху и внука. И вообще она была личностью непонятной. Во время работы комиссии и на поминках она казалась убитой горем, а через несколько дней снова ходила павой и говорила людям, что жаль расходов на погребение, так как она не верит в смерть снохи. Но когда ее сын вскоре уехал в Америку, она вся поникла. Однако, верила она или нет в смерть снохи, Марийка не возвращалась. Воды Вага не выдавали ее ни живой, ни мертвой.
Наверное, они это сделают лишь тогда, когда "море отдаст мертвых, бывших в нем" (Отк. 20:13), как сказано в Священном Писании.
Матьяс свое имение сдал в аренду на шесть лет, а затем вместе с Рашовыми уехал в Америку. Когда эти годы минули, он вернулся, но было заметно, что жену свою не забыл и скорбь его не прошла. Однажды мать попыталась женить его вторично, но Матьяс лишь глянул на нее и вышел из комнаты. В дверях он по- ` тил: "Ей нужнее, у нее есть дети! Пусть сестра не ждет моей смерти, а пользуется теперь этим добром. У меня остается достаточно.
Знаешь, Мартын, если бы у меня в молодости были только мои две руки, тогда мы с Марийкой лучше бы поладили и, может быть, не случилось бы со мной этого большого несчастья!" С тех пор Мартын ему больше ничего не говорит по этому поводу. Он долго не мог забыть этот трудный разговор и печальный голос Матьяса. Хотя прошло уже 18 лет со времени того несчастья, мы многое пережили, и весь мир изменился, но наша любовь к Марийке осталась прежней. Когда она появилась в Зоровце, то была нам чужой. При жизни ее знали немногие, после смерти же она обрела много друзей, но ближайшей ее подругой осталась я.
В роще стало тихо. Умолк даже соловей в кустах над родником; только кроны сосен шумели на ветру, словно напевая траурную песню для той, нежной, как яблоневый цвет, которую любящий супруг не смог даже уложить в освященную землю. Вместо этого уже 18 лет над ней, наверное, текут воды Вага, и, возможно, сплавщики, которые провели здесь много ночей на своих плотах, кое-что могли бы об этом рассказать...