И меня ни к чему и ни к кому не тянет. Предпочитаю ходить по улицам, набираюсь опыта, а больше сижу дома и. коротаю время в разговорах с матерью, а вечером с отцом.
Наблюдал празднование Первого мая. На демонстрацию вышли десятки тысяч людей. К сожалению, день выдался холодный, ветреный, иногда моросил дождь. Но все же настроение у демонстрантов было праздничное. Яркие платья девушек и женщин, масса красных повязок на головах — шелковых и ситцевых. Плакаты колыхались над головами проходивших нестройных колонн. Анархисты распевали какие-то незнакомые мне песни.
Плакат «Вся власть Советам!», который несли рабочие-металлисты, сменялся плакатом: «Мир без аннексий и контрибуций», а за ним чучела царя, капиталиста, попа, кулака, городового. Пели «Марсельезу» на русский лад и «Смело, товарищи, в ногу».
По тротуарам стояли не принимавшие участия в демонстрации. Одни улюлюкали, кричали ядовитые реплики, другие аплодировали, приветствовали демонстрантов, кричали «ура» плакатам и чучелам.
Накупив программ всех партий, какие только можно было найти, 12 мая я без особых приключений приехал в полк и застал его в том же городке, что и до отпуска.
На другой день, выйдя утром к роте, я поздоровался: «Здравствуйте, товарищи». В ответ — сперва молчание, затем радостное «Здрав жлам, гсдин поручик». Вечером командир батальона капитан Бессарабов пытался сделать мне разъяснение.
— Ты, Миша, — он называл меня так, а я его на «вы» и по имени-отчеству — давала себя знать разница в возрасте в двадцать три года. — Ты, Миша, вернулся из отпуска, насмотрелся там, чего не надо. И вот на! Пожалуйте! «Здравствуйте, товарищи»! Как же теперь прикажешь мне быть? На «товарищей» у меня язык не поворачивается.
— А чем, Владимир Николаевич, мои товарищи хуже ваших «молодчиков-стрелочков»?
— Не говори! Не говори! Твои прежние «молодцы» — это хорошо, а «товарищи»! Извините меня, брат, но так могут говорить только штафирки. Прошу тебя: откажись от этих «товарищей».
На другой день подошел командир четвертой роты, мой приятель толстый и чувствительный Колокольчиков.
— Ну, Мишка, наделал ты делов со своими «товарищами». Здороваюсь сегодня утром с ротой, как обычно: «Здорово, орлы!», а в ответ молчание. Я в недоумении. Вдруг из задних рядов голос: «Знаем мы, какие орлы бывают и где сидят!» Понял? А стоят «смирно». Пришлось и мне по-твоему поздороваться. Отлично ответили, шельмы. Вот и мы стали ре-во-лю-цио-не-ры, — протянул он.
Вчера вечером был у командира полка полковника Арнольдова по его вызову. Встретил меня ласково.
— Это хорошо у вас получилось, поручик, как вы по-новому здоровались с ротой. Приятно, приятно! Одобряю от чистого сердца. Только, если у вас будут еще такие же новости, прошу вас предварительно доложить мне. А то, знаете, все так внезапно, мы не успели перестроиться. Приятно, очень приятно, — заключил командир полка.
Когда я возвращался в городок, на лесной дороге встретился мне рядовой моей роты Поликарпов, здоровенный, краснолицый, добродушный и очень исполнительный солдат. Увидев меня, он подтянулся и, подойдя на положенное расстояние, молодецки встал во фронт. Я остановил коня и спросил его:
— Вы что, Поликарпов? Теперь ведь во фронт становиться не полагается!
— Дык я, господин поручик, не по службе, а из уважения, — ухмыльнулся добродушный солдат.
— А чем же я это ваше уважение заслужил?
— Уж очень хорошо у нас в роте, господин поручик, ну прямо как в учебной команде!
— Гм! Ну спасибо, Поликарпов, можете идти.
— Рад стараться, господин поручик.
Поликарпов ушел, «давая ногу».
Я тронул коня, покачал головой и подумал: «Действительно, неисповедимы пути твои, господи!»
Капитан Бессарабов совершенно неожиданно обнаружил два крупных таланта. Во-первых, по его словам, он был в 1912 году участником русской олимпийской команды по стрельбе из револьвера.
— Пойдем, Миша, стрельнем, — пригласил он меня, доставая из чемодана маленькую мишеньку.
Мы вышли в поле, где стояла старая, старая ива. Когда-то здесь был прудик, а теперь только сухая ложбинка, поросшая изумрудной невысокой травой с массой полевых цветов: желтых, красных, синих. Тут можно было стрелять, не опасаясь случайно попасть в кого-нибудь. Бессарабов прикрепил мишеньку кнопками к иве и отсчитал двадцать пять шагов.