— Да. В сорок первом меня ранили под Смоленском. И раненого взяли в плен. Увезли в Германию, чтобы я там работал. Я работал. Однажды ночью мы подрезали проволоку и бежали. Нас не заметили. А утром мы услыхали, что нас догоняют собаки… Видишь, как они меня ели? Вот, посмотри на руки. — Сережа видел белые полосы на руках и розовые точки. — И здесь… — Он показал плечо, испещренное белыми полосами и розовыми точками. — И здесь!.. — Он расстегнул воротник, и на шее было то же самое. — Я их ненавижу, — сказал дядя Женя, застегивая рубаху. — Это, может быть, одно из немногих животных, которое можно натравить на человека. Если не единственное.
— Они не виноваты, — сказала мама Сережи. — Они ничего не понимают и думают, что так надо. Даже гордятся, что служат своему хозяину. Виноваты хозяева, которые не стыдятся учить собак рвать людей.
— Дядя Женя, ты все-таки привези мне собаку. Я ее так научу, чтобы только защищала людей, а не кусала. Чтобы только спасала тех, кто в речке тонет… Я знаю собак, они добрые.
«И все-таки у меня была собака. Недолго, всего один день, но она была моей и ничьей больше».
Шульгин вспомнил, как однажды весной родители взяли его с собой за город. Погуляли по лесу и вышли к Неве. По реке шли последние льдинки с Ладоги. И тут на одной из них он увидел собачонку. Сбежал к воде и свистнул. Собачонка медленно подняла голову, посмотрела на берег и вновь уронила ее на передние лапы.
Шульгин медленно пошел по берегу. Потом побежал у самой воды, на ходу сбрасывая пальто, шарф, шапку. Вслед ему что-то кричали родители, но он даже не обернулся. Бросился в воду и быстро поплыл к льдине. Оказавшись рядом с собачонкой, протянул руку и быстро стащил ее в воду. К счастью, до берега было недалеко. Он благополучно выплыл на мелкое и вынес собачонку из воды.
Родители тут же повели его в ближайший дом. Шульгина переодели в сухую одежду, которую дал хозяин дома, и заставили парить ноги в тазу. Щенка вытерли насухо полотенцем и положили к печке. Налили теплого молока, но оно так и осталось нетронутым.
К вечеру одежда Шульгина высохла, и он вместе с родителями отправился домой.
Щенку было хуже и хуже. Он и дома не взял еды. Весь вечер лежал с закрытыми глазами, дрожал и тихонько скулил. А ночью, когда все уснули, щенок умер. Говорили, что от переохлаждения…
После этого Шульгин уже не хотел заводить собаку. Правда, когда смотрел на чужих собак, в груди возникало холодеющее пространство. Он отворачивался и шел домой. Хотелось чем-то занять себя. Нередко, увидев склонившуюся над учебниками сестру, он чистил кремом ее сапоги или чинил замок в ее портфеле. Она всегда радовалась этому. А когда получала стипендию в университете, приносила ему апельсины, от которых квартира наполнялась радостным запахом. И говорила: «Ты и представить себе не можешь, как я счастлива, что у меня есть брат. Именно такой — длинный и добрый. И дан ты мне на всю жизнь, представляешь? А я — тебе…»
«Говорить — говорила, а сама замуж вышла… Не раскисай, Шульгин, не время», — сказал он себе и поднялся. И тут — будто мороз по коже. И сразу в жар бросило: он увидел раскидистое дерево — дуб. За дубом стояла сосна с обломанной верхушкой.
«Вот они! И дуб и сосна… Да, но где-то здесь, он говорил, должен быть колодец. Даже если зарос, все равно его можно отыскать». Он пошел вокруг дуба и чуть в стороне увидел густой клок травы. Здесь она была темнее и выше. Подошел ближе — трава росла по краю круглой ямы. Раздвинув ее, фонариком посветил на глубокое дно — там лежали сгнившие сучья, а на истлевших листьях сидел черный жук.
Еще не веря, что нашел, еще не надеясь, что это именно тот дуб, о котором говорил Анатолий Дмитриевич, отошел от ямы, бывшей когда-то колодцем, и опустился на землю. Кусал травинку и с любопытством смотрел на могучее дерево. Толстая кора покрывала ствол. У самой земли она обросла зеленым мхом. Широкие ветви густо росли в стороны. Ни один лист на них не задрожит, не шевельнется…
«Так вот ты какой, хранитель тайны! — восхищенно подумал Шульгин и встал. Он подошел к дереву и положил ладони на ребристую кору. — Но если даже я ошибся, то все — на этом конец моего пути. И пусть на мою голову посыплются упреки, что отправился один и вернулся с пустыми руками, но это точка. Зайду к деду с петухом, возьму лекарство, а потом — домой. Пора думать об экзаменах…»
И тут он вздрогнул от неожиданного голоса:
— Не пойму, как это получилось?..
— Я сам не пойму, — глухо добавил другой. — Искать надо, давай скорей.
— Куда скорей? Выскочишь в открытую — считай все пропало.