Лотерея или нет, отбор был всё равно жестким. Затем еще подготовка, которую обычный человек в принципе не мог получить. Космическим кораблем «на гражданке» не порулишь. Но жребий пал на Олафа, и так добрый викинг попал в экипаж. Это сделало его не просто добрым, а скромным, застенчивым. Ему каждый день хотелось сказать другим: «Как же мне повезло к вам попасть!». Он сдерживался. Зато всегда был в хорошем настроении, будто знал тайную шутку, которую другим не понять. Он не готовился к полету всю жизнь, вообще не был профессионалом в прямом смысле слова. Поэтому, возможно, работал лучше всех. Душевнее, точно.
К любому поручению он относился как к празднику. Видел шанс доказать свою полезность. Заслужить право быть настоящим космонавтом. Не просто везунчиком с корешком билета. Будучи вторым пилотом, читай «лишним на поверхности», он часто оставался дежурным по Станции. По-хорошему, должна быть ротация. Но он сам просил о работе, и ему выпадало чаще других. В обязанности дежурного входит проверка всех систем общего профиля и борьбы за живучесть. Биологию смотрит Кимо, Технику – Берг, Электронику – Вилье. Олаф немного смыслит во всем. В чем смыслит Наталья, он не знал и боялся спросить. Но живучесть проверяется каждый день.
Вентиляция и регенерация воздуха. Есть. Запасы воды и блоки очистки. Есть. Основные и резервные запасы пищи. Герметичность, свежесть, изоляция. Есть. Цельность корпуса в общих отсеках. Есть. И так по всем системам и функциям Станции. Раз помощи с Земли не будет, то лучше перебдеть. Как пилот, Олаф уверенно проверял и двигатели подъемных модулей. Экстренное возвращение домой всегда было возможно. До сегодняшнего утра никто всерьез об этом не думал. Слова «маленькой Кимо», как называл её викинг, изменили положение дел. Из уважения к ней, Олаф только что не дал команду на взлет. Проверил полетное задание, связь с орбитальным модулем, топливо, зажигание. «Вдруг, и правда…». Что правда, он пока не хотел думать. Потому что был неисправимый оптимист.
Потому наиболее тщательно, с любовью, он проверял в этот день скафандры и луноход. Подал давление воздуха в костюмы. Увидел, как они наливаются объемом, словно живые. Убедился, что нет утечки. Что все клапаны работают. Погладил обшивку, протёр визоры. Ему очень хотелось надеть один и выйти на Луну. Выйти со смыслом, найти что-то, сделать открытие, пережить приключение. «Сагу», шептал какой-то внутренний голос. Было немного странно жить на планете и никогда не выходить наружу без жесткой необходимости. А жесткая необходимость почему-то всегда обходилась без второго пилота. Однако таков был закон. Каждый выход снижал ресурс скафандра и тратил кислородную смесь. В теории, её тоже можно было регенерировать. Но на деле прогулки по Луне пока оставались делом будущего. Только работа.
Луноход – любимец Олафа. Стальной конь о восьми колесах. «Слейпнир», думал швед без всякого внутреннего голоса. Он сел в кабину, включил все системы. Поурчал двигателем, проверил каждое колесо и подвеску отдельно. Он был убежден, скоро конь вырвется на свободу. И Олафу суждено оседлать его. Откуда уверенность? Он бы не сказал. Просто чуял. Находка Объекта сулила перемены, те самые приключения. Он не был глуп и прекрасно понимал, что не все перемены к лучшему. Но, как настоящий мужчина, предпочитал любой вызов рутине. Это же Космос! Дикий рубеж, земля смелых. Риск погибнуть вдали от людей был слишком абстрактен для него. Станция в дежурном режиме, что санаторий. Даже работать серьезно не надо. О таком не мечтают…
Как мужчина, Олаф немного мечтал о другом. О маленькой Кимо. Он нутром ощущал, что она ему родственная душа. Что она тоже не из чёрствых спецов, кем порой казались другие. Что она тоже здесь по воле судьбы. Или рока, в её случае. Она была тонка, изящна и задумчива. Живой портрет «дамы в беде». Это тронуло большое сердце Олафа почти сразу. Он и подумать не мог признаться в чувствах. Ведь это Космос! Разве что, после возвращения… Особенно с открытием и находкой, которую откопает Олаф на стальном коне… Тогда будет достойно, уместно. Такие мысли увлекали Олафа, когда он заканчивал проверку и мечтательно глядел в иллюминаторы и обзорные экраны станции. Положив бородатую голову на обе руки.
Иногда он думал и о Наталье. Невозможно было не думать о белокурой бестии. Не повернулся бы язык сказать, что она не привлекала. Но это был холодный свет зимнего солнца. Для него она была недосягаемой Валькирией, ведущей павших героев в покои Вальгаллы. Он хотел побыть еще живым и тёплым. Она была настолько хорошо сложена, что для него почти переставала быть женственной. Как античная статуя, или Снежная Королева. Можно любоваться, но лучше не трогать. Да, по этому кругу и ходили мысли Олафа долгими лунными вечерами. Коллег-мужчин он оценивал одинаково. Хорошо и мало. Разве недостойные могли бы попасть на небо? Нет, и весь сказ.